Эй, ты, твою...

Эй, ты, твою...

 Должность заместителя начальника производственного отдела – главного диспетчера завода «Компрессор» заставляла меня часто мотаться по цехам и многочисленным отделам большого предприятия. Основные подразделения завода располагались так, что, как ни продумаю свою беготню в сборе необходимых сведений, всегда проходил мимо ремонтного цеха. Перед первым моим появлением его начальник рассказал работникам, что я служил в армии, и их бригадир, как увидел меня, сразу спросил: «Верно, что вы были лётчиком–истребителем?» А зачем скрывать? И я признался, что действительно летал. Тут же посыпались вопросы о лётной работе. С тех пор, если я оказывался у ремонтников, и у меня было свободное время, бригадир объявлял перерыв, и я проводил «беседу об авиации». «Авиалетучки» проходили часто.

В этой бригаде был незаметный, невзрачный на вид, неопрятный, точнее, вечно грязный, молчаливый подсобник. Небольшого роста, с невыразительным, потому и незапоминающимся, лицом, никогда ничем не интересующийся, безразличный ко всему. Стоял или сидел он всегда сзади всех, как бы прячась за другими. Имени его никто не знал. Вернее, никто к нему по имени никогда не обращался, а кричали приблизительно так: «Эй, ты, твою…, возьми вон ту … и неси её сюда!» Странным было такое отношение к члену дружной бригады буквально всех. На вопрос «Почему к нему так обращаются?», начальник цеха ответил, что он совсем никудышный работник и к тому же часто и без меры употребляет спиртное; а имя у него есть – Михаил Григорьевич.

 Следующее появление в бригаде, которая над крупными изделиями трудилась во дворе, я начал с персонального приветствия, обращённого к нему: «Здравствуйте, Михаил Григорьевич!» Он даже не понял, что я здороваюсь с ним. Пришлось повторить эту фразу в его сторону, после чего он стал оглядываться в поисках того, к кому я так вежливо обратился. Наконец–то, догадавшись, что я здороваюсь с ним, он просто–напросто ушёл в подсобное помещение. С того дня, встречая этого «Эй, ты…», я постоянно подчёркнуто уважительно здоровался и разговаривал с ним, обращаясь, только на вы и только по имени и отчеству, хотя он и был значительно моложе меня. И в ответ ежедневно (подчёркиваю, при каждой встрече) слышал одну и ту же фразу: «Простите, я сегодня выпивши».

Прошло много лет. Произошли кардинальные изменения в административной, политической, экономической жизни государства – всё поменялось. Глубокие пенсионеры, мы с женой пошли закупать «фураж» для нашей маленькой семьи на близлежащий рынок. Конечно, долго выдерживать эту процедуру мой нетерпеливый характер не мог, и я вышел на улицу. Стою и глазами по сторонам вращаю, разглядывая то, что видел уже много раз. Кто–то осторожно легонько положил руку на моё плечо. Оглядываюсь. Сначала даже и не узнал. Неужели? Глазам своим не поверил: да, это – он, Михаил Григорьевич. Но – он и – не он. Мудрено было узнать в чистеньком, отутюженном, тщательно выбритом, благоухающем мужчине подсобника слесаря по кличке «Эй, ты…»

– Здравствуйте! Я приехал, – Михаил Григорьевич улыбался мне, как родному. – Помните, как вы узнали мои имя и отчество и стали обращаться ко мне на «вы»? Тогда я впервые задумался над тем, как идёт моя жизнь. Я увидел себя у самого дна, и понял, что мне ничего не осталось, как только взять себя в руки и обрести человеческое уважение и настоящее имя.

После этого признания я понял произошедшие перемены в облике подсобника слесаря, к которому все обращались не иначе, как «Эй, ты…» и обрадовался, что однозаводчанин вырвался из засасывающей трясины.

 Уловив моё недоумение (мало ли откуда можно приехать в Иманту; например, с Юглы, Плявниеков, Кенгарагса или другого района столицы), он добавил:

– А сейчас я приехал из Израиля.

Конечно, захотелось расспросить человека «оттуда», из настоящего капиталистического мира, в войне с которым я даже принимал участие в былые годы, но Михаил Григорьевич сам стал рассказывать о своей новой жизни.

– Представляете, за годы жизни там я посмотрел весь мир. Мы с женой побывали и в штатах, и в Бразилии, и в Италии, и в Аргентине, и даже в Австралии. И регулярно каждые два года прилетаем в Ригу. Нет, не работаем ни я, ни Фаина, а живём только на пособия и на пенсии.

Михаил Григорьевич искренне радовался нашей встрече, и я понял, что передо мной совершенно иной человек, у которого появилось много других интересов, совсем далёких от былого единственного желания выпить и опохмелиться.

К нам подошла маленькая симпатичная, очень аккуратно и со вкусом одетая женщина и, не мешая нашей беседе, скромно остановилась метрах в двух. На моё «Здравствуйте, Фаина!» она засветилась сияющей улыбкой.

Да, она вправе гордиться своим мужем.