Далее была «теплушка». Теплушка – это утепленный грузовой железнодорожный вагон, приспособленный для перевозки людей. Приспособление это выражалось в железной печке в середине вагона и в деревянных двухэтажных нарах. В таких теплушках осенью 1947 года, снабдив продовольственными пайками, нас повезли через всю Сибирь на Урал. Из моих воспоминаний об этой поездке осталась одна «картинка», увиденная через открытую (раздвижную) дверь вагона: на белом снегу черные фигуры и красные флаги. Видимо, это было 7 ноября, то есть праздничная демонстрация в годовщину Октябрьской революции. Понятно яркое впечатление от этой «картинки». Ни снега я никогда не видел, ни красных флагов. И еще впечатление, что на верхних нарах было довольно уютно.
Что же чувствовали в этой поездке мои родители, можно только предполагать. Так как критических разговоров в адрес советской действительности при детях не велось. Лишь много позже, уже в брежневский период, когда страх перед сталинскими репрессиями отступил, мама рассказала, что ее поразили нищенски одетые люди, которые на остановках подходили к поезду, нередко прося милостыню, или, наоборот, обменивая продукты питания на вещи пассажиров. На этих же остановках в вагоны заходили некие «товарищи» и уводили с собой кого-то из репатриантов. К счастью, мою семью и моих родственников это не коснулось.
По прибытию на Урал моих родственников расселили в Свердловске (ныне Екатеринбург) и Свердловской области. Мы оказались в Верхней Пышме, небольшом городке вблизи Свердловска. Сначала нас вместе с другими «шанхайцами» поселили в большом бараке, затем дали комнату в коммунальной (на три семьи) квартире деревянного двухэтажного дома. Во дворе этого дома находились сараи, в одном из которых находилась наша коза Зорька, обеспечивающая молоком меня и сестру. Вообще без подсобного хозяйства выжить в ту пору было невозможно. Поэтому, кроме козы, у нас были огороды под картошку, которые, вскрывая дерн, папа выкапывал в пригородном лесу. Даже покупка хлеба было проблемой. Рано утром, затемно мама шла в очередь к хлебному магазину, иначе хлеба могло и не хватить. Поскольку папа был на работе, то я (а мне было четыре года) оставался один с годовалой сестрой. Как-то раз мама, вернувшись, застала ревущих благим матом своих детей, причем Наташу она обнаружила на полу у стены за кроватью, с которой она скатилась.