Родители и прародители - 1

 Родители и прародители

Необычность моей биографии и родословной в том, что родился я в 1943 году в Китае в городе Шанхае. В Китае же, в 1917 году, в городе Харбине родились и мои родители: Виктор Васильевич Малышев и Вера Васильевна Малышева (урожденная Фокина).

Север Китая, где расположен Харбин, в начале ХХ века был, по сути, колонией России. Харбин был центром КВЖД – Китайско-Восточной железной дороги, принадлежащей Российской империи. Дед по линии моей мамы, как раз, служил в архиве управления КВЖД, а дед по линии папы – в магазине русского купца Чурина. Когда и как они перебрались в Китай, мне не известно. Знаю только, что Василий Малышев родом из Московской губернии, а Василий Фокин – из Нижегородской. Бабушка Сусанна Семеновна Фокина– сибирячка (не то омская, не то алтайская), а бабушка Стефания Францевна Малышева – петербургская полька.

Семьи в то время были большие. У Василия и Стефании Малышевых было четверо детей: Виктор (мой папа), его младший брат Геннадий, старшая сестра Галина и младшая – Нина. Дед Василий Малышев рано умер (по смутным «проговоркам» моих родителей – повесился). Зато бабка Стефания – красивая, властная полька – была, видимо, кремень и еще дважды выходила замуж. Последнего ее мужа я застал. Это был очень скромный интеллигентный старичок, любитель садоводства и музыки, находящийся в полном подчинении у своей властной жены («Стефки», как о ней отзывалась моя мама). Эта властность распространялась и на детей, которые, уже будучи взрослыми, должны были по воскресеньям наносить ей визит, прикладываясь к ручке. Польская кровь явно сказалась на внешности ее детей, особенно благоприятно на Викторе и Нине (Геннадий был мелковат, а Галина суховата). Нина же была красавица, роскошная женщина, с огромными выразительными глазами, еще и художественно одаренная. Она на память знала много стихов, цитировала большие куски из «Евгения Онегина», дружила с Олегом Лундстремом еще в начале его джазовой карьеры в Шанхае.

Папа же мой – очень высокий, худой, с правильными чертами удлиненного по форме лица, темными, гладко зачесанными назад волосами, не очень-то походил на русского, особенно в молодости. По типу – Грегори Пек времен «Римских каникул» или «жиголо», как его по молодости обзывала мама (имея ввиду тип красавчиков – партнеров состоятельных дам в дансингах). В отличие от Нины, художественных наклонностей у него не наблюдалось. Его сильное качество – незаурядный ум. Сочетание стильной внешности, ума и приобретенного цивилизованного лоска в манерах сильно отличало его от типажа рабочего, коим он стал позже в Советском Союзе. Его нередко принимали за высококвалифицированного инженера, но, к сожалению, высшего образования он не получил. Скудный семейный бюджет вынудил его зарабатывать себе на жизнь сразу после школы. Так что незаурядный интеллектуальный потенциал его не был реализован. (Проклятый капитализм. Поэтому при всех идиотизмах советской системы он отдавал должное ее преимуществам – общедоступности бесплатного образования).

У Василия и Сусанны Фокиных было семеро детей: Вера (моя мама), ее сестры Валя (старшая, рано умерла), Надя и братья Толя, Коля, Витя, Женя. Когда Сусанне Семеновне надо было окликнуть кого-нибудь из своих сыновей, то выглядело это так: «Толя, Коля, Женя, тьфу,- Витя!» - запутывалась бабка в обилии своих потомков. Содержал эту большую семью дед Василий. По воспоминаниям моей мамы, - книгочей и картежник, любивший проводить время за вином и картами в клубе управления КВЖД. Это его и подвело. Когда КВЖД в начале тридцатых годов было продано китайскому правительству, увольняемым работникам выплатили большие деньги в качестве выходного пособия. Их-то дед Василий и проиграл.

Со стороны бабки ответ был решительный. Она выгнала своего мужа, следы которого затем затерялись. Осталась же одна с шестью (по воспоминаниям; видимо, старшая – Валя уже жила самостоятельно) малыми детьми на руках. Суровая сибирячка ! Я ее помню уже на Урале. С детства запечатлелась «картинка»: мы (мне года 4 – 5) идем с ней в Верней Пышме (в районе так называемого «Беленького» магазина) и навстречу несется запряженная лошадь. Видимо, «понесла». И бабка (а лет ей было под шестьдесят) бросается лошади наперерез, хватает под узцы и останавливает.

Оставшись одна, Сусанна Семеновна отдала двоих сыновей в детский приют, а остальных растила сама, подрабатывая прачкой. В середине тридцатых годов подросшие Толя, Коля и Виктор отправились в СССР. Видимо, силен был в семье советский патриотизм, что сказалось и позже, когда в конце сороковых и все остальные «вернулись» в Советскую Россию. Толя стал военным летчиком и погиб во время Войны. Коля тоже воевал как артиллерист (окончив военное училище в Подольске), но выжил. Виктор окончил институт, стал инженером, попал под репрессии, но обошлось недолгим сроком. И я его помню в 1957 году вполне преуспевающим человеком, главным инженером какого-то крупного завода в Куйбышеве.

Мама моя была младшая в семье. Она была миловидна неброской русской красотой. В отличие от своего будущего мужа (моего отца) особенным умом не отличалась, но зато обладала художественными задатками: отличным слухом и голосом, хорошо пела, училась игре на скрипке и даже (в Шанхае) играла в женском симфоджазовом оркестре. Правда, семья и дети не способствовали реализации ее художественных способностей. Она стала, как мне представляется, образцовой матерью, домашней хозяйкой и вплоть до семидесяти лет работала медицинской сестрой. Но при этом сохраняла правила хорошего тона, приобретенные в среде русской эмиграции, и мусорное ведро выносила только подкрасив губы. А в память своей молодости отдала своего сына (т.е. меня) на скрипку.