Итак, мы в Свислочи, среди обширной, четырехугольной базарной площади этого местечка, сплошь обставленной старинными еврейскими домами и домишками с высокими, острогребенными кровлями.
-- Где же мне квартира отведена?
-- А вот, пожалуйте, ваше благородие! - говорит, руку под козырек, наш квартирьер. - Пожалуйте со мною! Сюда вот, на Брестскую улицу! Под ваше благородие нам отвели у Кудлаковских.
Брестская улица представляет собою довольно длинный, прямой и широкий проспект, в конце которого вырисовывается силуэт католической каплицы с легкою башенкой, а по бокам ее двое каменных триумфальных арок, и над ними по сторонам возвышаются купы древних тополей, вязов и грабов. Такая улица - хоть и в губернском городе, так ничего бы себе. Белые деревянные домики с крылечками и беленые хатки, иногда с палисадниками, тянутся по бокам этой улицы. В одном из таких домиков помещается отведенная мне квартира.
Пан Кудлаковский - старый ветеран польских войск; у него имеются: "стара пани" - его супруга и две "дцурки* - довольно зрелые и некогда, быть может, недурненькие девы; у двух же дцурок есть "канарек у клятце" и "пантальоны", т. е. канарейка в клетке и древние, разбитые клавикорды, иногда с черными клавишами вместо белых и с белыми заместо черных, что не редко встречается в Свислочи; и все это есть у них непременно, потому что без "канарка у клятце", без олеандра на окне и без этих мафусаиловых "пантальои" невозможно даже и вообразить себе ни одного шляхетного дома в Свислочи.
Через темные сени вхожу в отведенную мне половину - бррр!.. - как это все здесь холодно, мрачно и неприглядно!.. Сам пан со своей семьей ютится в другой, удобообитаемой половине дома; мне же отвели половину, никогда никем необитаемую уже довольно долгое время и существующую почти исключительно для военных офицерских постоев либо же для склада на зиму кое-каких хозяйственных припасов. Мне за это, конечно, нет ни малейшей надобности - да нет и права быть в претензии на пана Кудлаков-ского; но темнота, холод и неприглядность все-таки остаются, и надо позаботиться о том, чтобы какими ни на есть судьбами изгнать их отсюда поскорее: в одном окне отбита часть стекла - заткнем его покуда хоть сеном. Двойные рамы не вставлены, и потому около оконных переплетов образовались ледяные бугры, запушенные снежным налетом и с виду напоминающие прекраснейший, рафинированный сахар; стены тоже покрыты серебрящимся снежным налетом. Видно, что комната эта ни разу еще с лета не топлена и потому выстудилась и нахолодалась до того, что самые стены ее наружные насквозь промерзли. Послал к хозяевам за дровами.
-- Не отпущают дров, ваше благородие... не желают!
-- Поди и купи у них! Скажи, мы деньги сейчас же заплатим.
Пошел вестовой и через малое время вернулся.
-- Пожалуйте деньги-с, ваше благородие... Неси, говорят, деньги, тогда отпустим... Злот за вязанку требуют.
Однако, не любезен же пан Кудлаковский: хотя, в сущности, и обязан бы по положению отопить мне комнату, но уж не говоря про то - ни за что ни про что и даже не зная меня вовсе, на одну нязанку дров не желает оказать кредита; видно, хочет выморозить постояльца-москаля вместе со своими тараканами. Выдал я два злотых и приказал на всякий случай притащить две вязанки. Мебели в квартире не оказалось никакой, за исключением чего-то вроде конторки или шифоньерки - вещь, которая решительно никуда и ни к чему не была мне пригодна в настоящем моем положении.
-- Бочаров! Сходи к хозяевам и скажи, что я прошу прислать мне какой-нибудь стол и стул, что здесь даже сесть не на чем.
-- Вежливо прикажете просить, ваше благородие? - отозвался вестовой.
-- Вненепременнейше вежливо! Никак не иначе!
-- Слушаю-с!
Повернулся и ушел, а через минуту возвращается:
-- Изволил просить, ваше благородие!
-- Ну, и что ж?
-- Я даже очинно великатно-с... но только аны не изволят соглашаться - потому, говорят, ничего у них лишнего нету.
-- Поди еще раз и скажи, что они обязаны по положению дать мне необходимую мебель,
-- Слушаю-с!.. Но тольки... теперича...
Бочаров видимо запинался.
-- В чем дело, братец?
-- Да я... опять-таки насчет того, ваше благородие, как то есть на этот раз просить прикажете? Опять-таки вежливо-с?
-- Да что это у тебя за вопрос, любезный! Как же иначе, если не вежливо?
-- Напрасно-с, ваше благородие... потому они по чести ничего этого не желают, а все норовят как бы это с гвалту, чтобы жалиться потом на нас! Уж я ведь знаю ихнего-то брата!
-- Ну, вот потому-то и проси вежливо! Вдвое, втрое, вдесятеро вежливей!
-- Слушаю-с!
После пятиминутных переговоров Бочаров возвратился и как-то странно ухмыляется.
-- Пожалуйте деньги, ваше благородие.
-- Зачем?.. Какие деньги?
-- Потому как я изволил вам докладывать, что они либо с гвалту, либо за деньги, а по чести никак не желают.
-- Что это, братец, за вздоры ты рассказываешь?
-- Никак нет-с, ваше благородие! - солидно стал оправдываться Бочаров. - Я у них просил, а аны говорят, у нас нету. Я им: как же, мол, нету, коли комнаты у вас полным-полнешеньки -- и стулья и диваны? А это у нас, говорят, для своей, для хозяйской надобности; а что ежели вы, говорят, насчет закону, так мы, говорят, свой закон исполнили и этих самых меблов вам поставили.
-- Где же эта мебель и куда они ее поставили?
- А вот этот самый чертов тычек, ваше благородие! - кивнул вестовой на стоявшую в углу шифоньерку. - А что ежели вам угодно брать, говорят, с гвалту, на разбой, так это мы со всем нашим удовольствием - хоть весь дом на клочки разнесите!..
Одначе я им на это докладываю, что силком их благородие не желают, а просят вас по чести. А по чести у нас, говорят, нету! А вы, говорят, либо с гвалту, либо за деньги в наймы - полтора рубля на месяц прокату.
Как ни странно было заявленное мне желание, чтобы мебель была взята мною насильно, но кто знает отношения местного мелкого шляхетства ко всяким представителям "силы наяздовей" в том крае, тот поймет и подкладку, затаенную сущность такого желания: возьми я насильно необходимую мне мебель - пан Кудлаковский ни к какому начальству, ни к какой власти не пошел бы на меня жаловаться; но он вместе с своею пани и паннами изо всех бы сил принатужился и пошел трубить да благовестить на вся веси и дебри, ко всем, "родакам" и "знаемым", что вот, мол, каково наше положение! вот какое насилие! вот в каких условиях обречены мы влачить наше существование! и т. д. - в подобном же роде. Пан Кудлаковский имел бы случай, благодаря мне, очень долго изображать из себя жертву вечернюю, и увы! - этого-то счастливого случая я и лишил его!..