Домой

Домой

Долго же тянулся мой первый лагерный «поток». Последнюю неделю я часто тёмными вечерами после «линейки» и перед общим «отбоем», который профессионально трубил в «горн» лагерный трубач из старшего, первого отряда, приходил к арке главного входа, откуда можно было хорошо видеть россыпь огней далеко и внизу раскинувшегося города. Где-то там моя «пожарка», мама, бабушка, и все остальные «наши», и поскорей бы вернуться к ним. В последний вечер перед отъездом было торжественное «закрытие» лагеря, с теми же речами, песнями и пионерским костром. Было как-то грустно, может быть от этой песни: «гори костёр поярче, гори не догорай, а завтра лагерю скажем-прощай, прощай, прощай». На следующее утро уже не было «линейки», но горнист протрубил традиционный подъём, и после завтрака отряды начали погрузку в те же самые грузовики, на которых приехали 24 дня назад.

Дома за моё отсутствие кое-что изменилось. Младший брат мой «выправился», у него проросли ногти и появились волосы. Бабушка так же неутомимо строчила на нашей кормилице ходовой товар для «барахолки», а вот мама начала работать в Русском Драматическом театре «реквизитором». Театр, или «русская драма», был совсем близко, и днём она часто оставалась дома, потому что «реквизит» не всегда был необходим для дневных репетиций, но по вечерам и воскресеньям она появлялась совсем ненадолго - в театре шли спектакли. Отец всё также совершал свои дальние походы на наш «подхоз», старший брат уже что-то мог самостоятельно вытачивать на своём токарном станке, средний брат посещал «санплощадку» при нашей школе, а мою сестру бабушка отводила в «детсад». Оказалось, что у нас «проездом» появлялся мой младший дядя, которого наконец-то «выпустили», но он сразу же уехал, чтобы работать в «забое» на дальнем «секретном» горном руднике, который все называли «Восьмой комбинат». На этом руднике добывали какую-то «опасную» руду, и бабушка, молясь по вечерам перед иконой, просила уберечь её младшего любимца от болезней и «лихоманки».

Самым замечательным событием было исчезновение старой низкорослой кособокой «каланчи». На её месте красовалась высокая, на четыре трёхметровых этажа, «вышка» со смотровой площадкой на самом верху, накрытой трёхскатной остроконечной кровлей. На каждом этаже тоже была площадка, а с этажа на этаж можно было попасть по внутренним деревянным лестницам. Фасадная грань этой трёхгранной и слегка сужающейся к верху «вышки» была повёрнута в сторону пожарной площади и сплошь обшита досками. В досках были вырезаны оконные проёмы, по два на каждом этаже. Теперь к уже знакомым пожарным упражнениям «бойцам» добавился скоростной спуск с самой верхней площадки вдоль этой грани, упражнение достаточно сложное и опасное, потому что «боец» вываливался с верхней площадки и повисал на тросе, продетом через его прочный поясной «карабин». Постепенно распуская моток этого троса, притороченный к «катушке» у того же пояса, но с другой от «карабина» стороны, «боец» должен был как можно скорее добраться до земли.

Года через два обязательные дежурства на «вышке» отменили, и с «вышки» исчезли дежурившие там «бойцы». С этого времени началось активное освоение её этажей нашей дружной «кодлой» пацанов, основной костяк которой состоял из обитателей «общаги». Мы добирались до верхней площадки по внутренним лестницам, это было нетрудно, но вскоре интерес к лестницам пропал, и мы начали осваивать восхождение на этажи, используя боковые «крестовины», которыми скреплялись вертикальные составные столбы. На верхней площадке мы с удивлением обнаружили, что вышка равномерно и заметно раскачивалась и слегка поскрипывала. Освоив подъём по этим боковым «крестовинам», мы начали отрабатывать и спуск, что оказалось значительно трудней и опасней подъёма. Последним нашим достижением были прыжки из окон первого этажа «вышки» с приземлением в мягкий толстый слой опилок, которым была устлана небольшая по размером площадка у подножия фасадной грани. Помню один из моих прыжков, когда я почувствовал при приземлении тупой удар в подошву моей ноги. Особой боли не было, но из ступни между пальцами торчал крупный гвоздь, а к подошве плотно прицепился кусок доски. Эта «мина» была скрыта в слое опилок и расчётливо поразила мою босую ногу. Наступив свободной ногой на доску, я мгновенно оторвал мою пробитую ступню от гвоздя. Ступня была залита кровью, но боли я опять же почти не ощущал, а образовавшуюся рану, опытный в таких делах, обработал естественным антисептиком, доковыляв до стены позади вышки и обильно полив ступню собственной мочой.