Филипп де Коммин. Мемуары - 12

Глава XI

Я задержался на этой теме, но ведь она такова, что даже при желании мне трудно от нее оторваться. Возвращаясь к войне, напомню, что, как Вы уже слышали, люди короля, засевшие в траншее вдоль Сены, покинули ее в то время, когда их должны были атаковать. Перемирие продлилось не более одного или двух дней, и вскоре боевые действия возобновились с особенным ожесточением. Стычки происходили с утра до вечера. Из Парижа выходили небольшие отряды, но они тем не менее часто опрокидывали наш дозор, которому приходилось высылать подкрепления. Не припомню ни одного дня, чтобы он прошел без столкновений, хотя бы совсем незначительных. Если бы король пожелал, то уверен, что они были бы гораздо более крупными, но он относился с крайней недоверчивостью ко многим своим людям, причем без причины. Позднее он мне рассказал, что как-то ночью застал открытой в Сент-Антуанской башне дверь, ведущую в поля, и заподозрил в измене мессира Карла де Мелена, поскольку его отец охранял башню. Я же о мессире Карле ничего не скажу, кроме того, что уже говорил, но замечу, что лучшего слуги, чем он, у короля в то время не было.

В один прекрасный день в Париже решили дать нам бой (полагаю, что это было решение не короля, а капитанов), атаковав с трех сторон: одним, самым большим отрядом, – возле Парижа, другим – у Шарантонского моста (этот отряд не сумел причинить нам вреда), а третьим, в 200 кавалеристов, – через Венсеннский лес. Об этом намерении наше войско было предупреждено одним пажом, который посреди ночи прокричал с другого берега реки, что добрые друзья сеньоров извещают их об атаке, назвал имена некоторых и немедленно скрылся.

Едва начало светать, как перед Шарантонским мостом появился мессир Понсе де Ривьер, а монсеньор дю Ло и другие через Венсеннский лес добрались до нашей артиллерии и убили одного канонира. Повсюду забили тревогу, полагая, что началось то, о чем ночью предупредил паж. Монсеньор де Шароле быстро вооружился, а еще раньше это сделал герцог Жан Калабрийский, который в любое время по тревоге был первым при полном вооружении и на боевом коне. Он был одет так же, как и его итальянские кондотьеры, но выглядел, как подобает государю и главнокомандующему. Он сразу же рванулся к нашим передовым отрядам, чтобы не допустить преждевременного выступления людей, ведь все войско с радостью повиновалось ему так же, как и сеньору де Шароле, и он действительно заслуживал такой чести.

Мгновенно все были на ногах и при оружии, укрываясь за цепью повозок. По другую сторону было только около 200 всадников в дозоре. Все были полны ожидания, но я никогда не видел, чтобы люди возлагали столько надежд на сражение.

На шум прискакали герцоги Беррийский и Бретонский, которых я лишь в этот день и видел вооруженными. Герцог Беррийский был при полном вооружении, но людей с ним было мало. Они проехали через весь лагерь и остановились неподалеку, чтобы встретиться с мессиром де Шароле и герцогом Калабрийским и переговорить с ними. Тем временем усиленный конный дозор подошел поближе к Парижу и заметил группу всадников, направлявшихся в нашу сторону, чтобы выяснить, в чем причина поднявшегося шума.

Наши пушки открыли огонь, когда люди монсеньора дю Ло подошли на близкое расстояние. Король располагал сильной артиллерией, и орудия, расположенные на стенах Парижа, дали в ответ несколько залпов. Удивительно, что их ядра долетели до нашего войска, ведь расстояние было в два лье, но, вероятно, они очень высоко подняли дула пушек. Пальба с обеих сторон убедила всех, что началось большое сражение.

Погода была хмурая и туманная. Наши конные дозорные, приблизившись к Парижу, заметили отряд всадников, а вдалеке от него, как им показалось, множество поднятых копий, и они вообразили, что в поле вышли все королевские батальоны и все парижане. Но это был обман зрения, вызванный пасмурной погодой. Наши повернули назад, к сеньорам, расположившимся за пределами лагеря, и сообщили им свою новость, уверив их в том, что схватки не избежать. Всадники же, вышедшие из Парижа, увидев, что наши дозорные повернули назад, стали приближаться, и это еще более убедило всех в том. что сообщение дозорных соответствует истине. И тогда герцог Калабрийский подъехал к тому месту, где был штандарт графа Шароле и где собралось большинство знатных людей его дома, готовых его сопровождать с развернутым знаменем. Наготове был и паж, носивший. по обычаю Бургундского дома, его гербы. Герцог Жан обратился к нам: «Ну, вот мы и дождались того, чего желали! Смотрите, король со всем народом вышел из города и они идут на нас, как говорят дозорные. Так что наберитесь мужества: коли они вышли из Парижа, мы измерим их силу парижским аршином, а он велик!» – и поскакал дальше воодушевлять людей.

Наши дозорные малость оправились от первоначального испуга, увидев, что отряд вражеских всадников невелик, и вновь приблизились к городу. Королевские батальоны оставались на том же месте, где их заметили раньше, и это заставило наших призадуматься. Они подошли к ним как можно ближе. Солнце уже поднялось, было светло, и они увидели, что это высокий чертополох, заросли которого доходили до городских ворот, – ничего другого там не было. Об этом сообщили сеньорам, и те отправились слушать мессу и завтракать. Ложным донесением дозорные опозорили себя, хотя их можно извинить, если учесть плохую погоду и вспомнить о ночном предупреждении пажа.