Филипп де Коммин. Мемуары - 2

Глава II

Через несколько дней после отъезда вышеупомянутых послов в Лилль приехал герцог Бурбонский Жан [1] якобы для того, чтобы навестить своего дядю герцога Филиппа, который весьма благоволил к дому Бурбонов. Герцог Бурбонский был сыном его сестры, уже долгое время вдовевшей и жившей у брата с некоторыми из своих детей – тремя дочерьми и сыном.

Однако истинной причиной приезда герцога Бурбонского было стремление убедить и склонить герцога Бургундского к тому, чтобы он собрал армию. То же самое должны были сделать и другие сеньоры Франции, дабы выразить королю протест против дурного порядка и отсутствия справедливости при его правлении, и если он не пожелает исправить положения, то принудить его к этому силой. Так началась война, впоследствии названная войной за общественное благо, ибо на словах она велась во имя общественного блага королевства [2].

Герцог Филипп, прозванный после смерти Добрым, дал согласие на сбор войска, но истинный замысел ему открыт не был, и он совсем не ожидал, что дело дойдет до войны. Войско сразу же стало собираться. К графу Шароле в Камбре, где в то ж.е время был и герцог Филипп, приехал граф Сен-Поль, ставший позднее коннетаблем Франции [3]. Туда же прибыл и маршал Бургундии, происходивший из дома Нефшателей. Граф Шароле созвал во дворце епископа Камбре большое собрание советников и других приближенных к его отцу лиц и тогда-то объявил всех членов дома Круа своими смертельными врагами и врагами отца, несмотря на то что за сеньором де Круа давно уже была замужем дочь графа Сен-Поля, который, правда, утверждал, что он вынужден был отдать ее помимо своей воли. В конце концов все де Круа были изгнаны из владений герцога Бургундского, потеряв значительное имущество.

Герцог Филипп был всем этим крайне недоволен, ибо племянник сеньора де Круа монсеньор де Шиме, добропорядочный молодой человек, был его первым камергером, и он бежал, не попрощавшись со своим господином, опасаясь за свою жизнь, ибо, как ему передали, иначе его бы арестовали или убили. Но преклонный возраст герцога Филиппа вынуждал его терпеливо сносить все, что делалось против его людей, поскольку он возвратил королю Людовику сеньории на Сомме за 400 тысяч экю. А граф Шароле обвинил членов семейства Круа в том, что именно они присоветовали герцогу Филиппу вернуть их. Граф Шароле, однако, полностью помирился с отцом и немедля собрал армию. Под его началом было примерно 300 кавалеристов и 4 тысячи лучников.

В качестве главного распорядителя и главнокомандующего при нем состоял граф Сен-Поль, который поставил по приказу графа Шароле большое число добрых рыцарей и оруженосцев из Артуа, Эно и Фландрии. Такие же по составу и столь же крупные отряды привели под своей командой монсеньор де Равенштейн, брат герцога Клевского, и бургундский бастард Антуан. Были и другие командующие, но, чтобы не быть многословным, я их здесь не буду называть. Среди прочих было двое рыцарей, которых очень уважал граф Шароле. Один – сеньор Обурден, незаконный брат графа Сен-Поля, старый рыцарь, прошедший выучку в былых войнах между Францией и Англией, когда во Франции царствовал Генрих V Английский, а герцог Филипп был его союзником [4]. Другого звали сеньором де Конте, и он, кажется, был такого же возраста, что и первый. Оба были очень храбрыми и мудрыми рыцарями, и им поручили главное попечение об армии.

Довольно много было и молодых. Из них особенно известен мессир Филипп де Лален, происходивший из рода, давшего многих отличившихся доблестью и храбростью рыцарей, которые все почти погибли в войнах за своих сеньоров.

В общем армия насчитывала около 1400 кавалеристов, скверно снаряженных и вооруженных, поскольку в этих краях долгое время царил мир и после Аррасского договора было мало продолжительных войн. По-моему, они прожили мирно свыше 36 лет, не считая нескольких мелких и кратких столкновений с жителями Гента. Кавалеристы, правда, запаслись большим количеством лошадей (лишь немногие имели менее 5-6 лошадей) и многочисленной прислугой. Лучников собралось около 8-9 тысяч, но после смотра оставлены были самые лучшие, и отправка остальных по домам причинила больше забот, чем их сбор.

В это время подданные Бургундского дома были очень богаты благодаря длительному миру и доброте своего государя, мало облагавшего их тальей [5], и мне кажется, что тогда их земли имели больше права называться землей обетованной, чем любые другие в мире. Они упивались богатством и покоем, которые впоследствии навсегда утратили, и упадок начался 23 года назад [6]. И мужчины и женщины тратили значительные суммы на одежду и предметы роскоши; обеды и пиры задавались самые большие и расточительные, какие я только видел; бани и другие распутные заведения с женщинами (я имею в виду женщин легкого поведения) устраивались с бесстыдным размахом. Словом, в те времена подданным этого дома казалось, что ни один государь не достоин их и ни один не сумеет взять власть над ними.

А сейчас не знаю, есть ли в мире более обездоленная страна, и полагаю, что несчастье на них пало за грехи, совершенные в пору благоденствия. Главное же – они плохо знали, что все блага проистекают от бога, распределяющего их по своей воле.

Итак, армия была полностью и быстро подготовлена к походу, о чем я выше рассказал, и граф Шароле тронулся с нею в путь. Все воины двигались верхом, за исключением тех, кто обслуживал артиллерию, прекрасную и мощную по тому времени, и тех, кто сопровождал большой обоз, замыкавший войско графа.

Граф направился к Нуайону и по пути осадил Нель, небольшой замок с гарнизоном, который и взял через несколько дней. Французский маршал Жоакен Руо, вышедший из Перонна, постоянно держался неподалеку от армии графа, но, не причинив ей никакого вреда, поскольку у него было мало людей, отошел к Парижу, как только граф приблизился к нему.

На всем дальнейшем пути граф не предпринимал никаких вооруженных действий, и его люди расплачивались деньгами за все, что брали. Поэтому города на Сомме, да и другие тоже, впускали его небольшие отряды и предоставляли им за плату все необходимое. Казалось, они выжидают, дабы уяснить, кто окажется сильнее – король или сеньоры. Таким образом граф дошел до Сен-Дени близ Парижа, где должны были, согласно договоренности, собраться все сеньоры королевства. Но их там не оказалось.

Что касается герцога Бретонского, то он держал при графе в качестве посла вице-канцлера Бретани Рувиля, очень опытного человека, нормандца по происхождению. У того были чистые бланки с подписью герцога, заполнявшиеся им в зависимости от обстоятельств в виде писем или посланий от герцога, и он пользовался ими, когда люди графа обнаруживали недовольство герцогом.

Когда граф появился под Парижем, произошла крупная стычка, продолжавшаяся и у ворот города и закончившаяся для парижан неудачно. В городе были только отряды упомянутого Жоакена и монсеньора де Нантуйе, впоследствии ставшего главным королевским майордомом. Нантуйе в тот год служил королю так преданно, как не служил королю Франции в тяжелое время ни один подданный, но в конечном счете был плохо вознагражден за это, причем скорее из-за наговора со стороны врагов, чем из-за небрежения короля, что, однако, не может полностью оправдать последнего.

В тот день люди в городе были сильно напуганы, и раздавались даже крики «Они вошли!», о чем мне рассказывали позднее. Но страх был безоснователен. Монсеньор де Обурден, о котором я выше говорил, настаивал на штурме Парижа, где он вырос. Тогда город был еще не столь хорошо укреплен, как сейчас, но, вероятно, его бы не удалось взять. Военные, презрительно относившиеся к горожанам, с которыми вступали в стычки у ворот, согласились бы на штурм, однако граф вернулся в Сен-Дени.

На следующий день утром собрался совет, где решали, следует ли идти навстречу герцогам Беррийскому и Бретонскому, которые были недалеко, как утверждал вице-канцлер Бретани, показывавший письма от них. Но письма он писал сам на чистых бланках за подписью герцога, а в действительности ничего не знал. Было решено переправиться через Сену, хотя некоторые считали, что следует вернуться, поскольку другие сеньоры не подошли в условленное время, и что достаточно уж и того, что позади остались Сомма и Марна. Другие выражали серьезные опасения насчет того, что у них не обеспечены тылы и некуда будет отступить, если возникнет необходимость. В результате все войско сильно роптало на графа Сен-Поля и бретонского вице-канцлера.

Граф Шароле перешел Сену и расположился у моста Сен-Клу. На следующий день после переправы он получил известие от одной сеньоры королевства, собственноручно ему написавшей, что король покинул Бурбонне и в спешном порядке движется на него[7].

Следует, однако, вкратце рассказать о том, как король оказался в Бурбонне. Узнав, что все сеньоры королевства выступили против него или, по крайней мере, против его управления, он решил напасть первым на герцога Бурбонского, который ему казался наиболее опасным противником из всех. Он надеялся быстро его поставить на колени, поскольку тот был слаб. Король захватил несколько местечек и занял бы остальные, если бы к герцогу не подоспела подмога из Бургундии, которую привели маркиз Ротлен, сеньор де Монтегю и другие. Был среди них и закованный в латы нынешний канцлер Франции монсеньор Гийом де Рошфор, человек весьма уважаемый. Этот отряд, набранный в Бургундии графом де Боже и кардиналом Бурбонским – братом герцога Жана Бурбонского, засел в Мулене. С другой стороны на помощь герцогу Бурбонскому подоспели герцог Немурский, граф Арманьяк и сеньор д’Альбре, приведший большое число людей, среди которых были военные из его владений, покинувшие королевскую службу и вернувшиеся домой. Вся эта масса людей была плохо снабжена и обеспечена, ибо не получала никакой платы и вынуждена была существовать за счет населения.

Несмотря на их многочисленность, король поставил их в тяжелое положение. Кое-кто начал с ним переговоры о мире, и в первую очередь герцог Немурский. Он присягнул королю в том, что будет поддерживать его, но позднее нарушил клятву, и за это король возненавидел его, о чем сам мне не раз говорил.

Поскольку быстро покончить с этим делом не удалось, а граф Шароле приближался к Парижу, король стал опасаться, как бы к графу не присоединились отряды его брата [8] и герцога Бретонского, двигавшиеся из Бретани (все они действовали, якобы заботясь о благе всего королевства). Сомневаясь, кроме того, в верности Парижа и других городов, король решил побыстрее вернуться в столицу и предотвратить соединение этих двух больших армий. Причем у него вовсе не было намерения сражаться, как он мне не раз признавался, вспоминая об этих событиях.