Пролог

ПРОЛОГ

Монсеньор архиепископ Вьеннский,[1] удовлетворяя Вашу просьбу, с коей Вы соблаговолили ко мне обратиться, – вспомнить и описать то, что я знал и ведал о деяниях короля Людовика XI, нашего господина и благодетеля, государя, достойного самой доброй памяти (да помилует его господь!), я изложил как можно ближе к истине все, что смог и сумел вспомнить.

О временах его юности я могу рассказать только с его слов. С того момента, как я прибыл к нему на службу, и до самой его кончины, при которой я присутствовал, я общался с ним чаще, чем кто-либо другой, по роду своих обязанностей, связанных с выполнением ответственных поручений или же, по крайней мере, с постоянным отправлением должности камергера. В нем, как и в других государях, которым я служил или которых знал, я обнаружил и добрые и дурные свойства; они ведь люди, как и мы, а совершенен один господь.

Все же, когда у государей добродетели и добрые чувства перевешивают пороки, они заслуживают всяческой похвалы, особенно если учесть, что они больше склонны к произволу, чем другие люди, как из-за недостаточно строгого воспитания в юности, так и по той причине, что в их зрелые годы большинство людей стремится им угодить, потакая их нравам и склонностям.

Я хотел бы ни в чем не отступать от истины, и поэтому может статься, что где-нибудь в этом сочинении будет сказано о короле нечто, не заслуживающее похвалы, но я надеюсь, что те, кто прочтет это, примут во внимание указанную причину.

Осмелюсь, однако, сказать во славу ему, что я, кажется, не знал ни одного другого государя, у кого было бы меньше пороков, чем у него. А я ведь, как никто другой во Франции в мое время, часто общался и хорошо знал и светских, и духовных владык как нашего королевства, так и Бретани, Фландрии, Германии, Англии, Испании, Португалии, Италии, а если не знал лично, то имел о них представление по сообщениям их послов, по их письмам и инструкциям. Поэтому у меня была возможность получить достаточно сведений об их характерах и нравах. Но, восхваляя короля в этом отношении, я вовсе не склонен задевать честь и доброе имя других государей.

Я посылаю Вам то, что сумел в короткий срок вспомнить, и надеюсь, что это Вам пригодится для какого-нибудь труда, который Вы собираетесь написать на латинском языке, в коем Вы весьма искусны. Этот труд сможет прославить государя, о котором я Вам поведаю, а также и Вас самих. Если в чем-то мой рассказ окажется неудовлетворительным, обратитесь к монсеньору де Бушажу [2] и другим, кто это сделает удачней и лучшим языком. Но по долгу чести и по причине многих благодеяний и милостей короля по отношению ко мне, не иссякавших вплоть до его смерти, я обязан сохранить о нем более добрую память, чем кто-либо другой. Ущерб и горести, что я претерпел после его кончины, также заставляют меня вспоминать о его милостях, хотя это вещь обычная, что после смерти столь великих и могущественных государей происходят большие перемены, в результате которых одни теряют, а другие приобретают. Ведь блага и почести распределяются отнюдь не по желанию тех, кто их домогается.

Чтобы поведать о временах, когда я познакомился с упомянутым сеньором королем, как Вы просите, я должен начать с того, что произошло до моего прибытия к нему на службу; затем я по порядку буду излагать события с того момента, как я стал слугой короля, вплоть до самой его кончины.