7 сентября.
Днем Коккинаки все же слетал. Выбрал просвет в жутком дне и выскочил в какое-то немыслимое окно. Мерз (вверху было - 62 градуса мороза), чувствовал себя очень плохо, летел простуженным.
- Вечером полежал в горячей водичке - стало легче. Сейчас думаю выпить рюмочку семидесятилетней «старки»- говорят помогает.
Звонил Громову.
- Пока ничего ясного.
Вспоминается одна его реплика.
- Самое лучшее в полете - это не орехи «кола», а сон. Помню сменишься, ляжешь, никак не можешь уснуть. Потом вдруг замечаешь, что перестал слышать звук мотора. Оглянешься - спал 40 минут. И это замечательно освежает.
По редакции гуляет моя фраза: «В Мадриде никогда не бывал, читать о нем не приходилось, а писать - писал».
8 сентября.
Вечером были у Коккинаки. Разговаривали. У входа стояла какая-то девушка и просила взять ее с собой: посмотреть на Коккинаки. Кто-то взял. Расспросили - рабфаковка 4 курса Плехановского рабфака комсомолка Лида. Хотела посмотреть на живого. «Очень понравился».
- Работу по ЦКБ-26 закончил.
А вечером он с женой приехал в редакцию, смотрел типографию, радовался как ребенок.
- А знаешь, Лазарь, высота больше 11000 (днем была неизвестна). Я тогда думаю еще раз с тонной сходить попробовать.
Валентина Андреевна жаловалась:
- Екает, екает, когда летает. Особенно при его манере брать бензина в обрез. И потом обижает, что скрывает, когда летит.
- Это из деликатности. Чтобы не тревожилась.
У Громова дела неважно. Разрешения еще нет. А время уходит.
Вчера кто-то в Щелкове лазил с 5 тоннами в тренировку. Надо узнать.