Осмотрев все интересное в Бахчисарае, мы хотели видеть городок евреев-караимов, которые отличаются особенной честностью и красотою, носят тоже ермолки, только красного цвета, наблюдают шабаш, как настоящие жиды, но странно то, что женщины у них взаперти и не смеют показываться, как и у татар. Небольшой городок этот называется Чуфут-Кале; он расположен близ Бахчисарая, на вершине отвесной горы, куда можно въехать только верхом.
Так как с нами были женские седла, то отец мой велел для меня оседлать одну из форейторских лошадей, а другую для себя, не подумав, что они не так кованы, как татарские лошади, и что потому не везде на них можно проехать.
Мы сели на лошадей и, взяв проводника из татар, отправились. Едучи у подошвы высокой горы, на которой стоял этот городок, мой отец, указав на него, спросил проводника по-русски: это ли Чуфут-Кале? Тот, не поняв его и думая, что отец желает взъехать прямо туда, внезапно поворотил по тропинке, по которой одни только мулы таскают воду; мы поехали вслед за ним по камням на страшную утесистую гору.
Я ехала впереди, лошадь моя скользила по камням, беспрестанно спотыкаясь. Мне стало страшно, я остановила ее близ пропасти и в страхе сказала отцу, что встану с лошади; он в испуге так сильно ударил лошадь своим хлыстом, что она стремглав пустилась скакать вверх и в минуту очутилась на вершине горы, откуда на нас с ужасом смотрели караимы, поднявши вверх руки и говоря, что сюда можно ездить только на одних мулах. Въехав на гору, отец перекрестился и, думая, что я очень испугалась, просил караим дать нам стакан воды; но вообразите его негодование, когда ему сказали, что воды нам нельзя дать, потому что у них шабаш. Отец мой, вышедши из себя, разругал их как нельзя больше, не захотел смотреть их городка и велел проводнику ехать обратно во дворец другой дорогой.
Съезжая вниз, по отлогой горе, мы восхищались чудным видом вдаль и на Бахчисарай, на его дворец, окруженный садами, и на блестящие вдали мечети...
На другой день рано утром пошли мы посмотреть еще раз сады и фонтаны, окружающие дворец,-- и как восхищены мы были картиной, представившейся глазам нашим! Молящаяся татарка в чудном костюме, с длинным половиком стояла на коленях и молилась с двумя детьми своими посреди цветущих кустов роз. Это была, истинно, самая прелестная и живая картина. Мы после узнали, что у татар законом положено при восхождении и захождении солнца останавливаться, преклоня колени, для молитвы.
Дорога из Бахчисарая до Байдарской долины была самая живописная,-- нужно было ехать несколько верст в гору, покрытую разнородным лесом, раинами, кедрами и огромными деревьями. Ягоды, упадая на землю, представляли вокруг деревьев ковры яркого пунцового цвета. Так как они были совсем зрелые и сладкие, то люди наши спешили набрать их, сколько можно было, в мешки, которые и привязали сзади экипажей, но пока доехали мы до места, все это обратилось в сок. Въезжая на гору все выше и выше, мы видели, что облака, наконец, были ниже гор, что чрезвычайно удивило наших людей, которые и без того не понимали, для чего мы ездим с места на место, только утомляя лошадей, едва тащивших нас. Но с каким восторгом, въехав, наконец, в облако, кучер наш громогласно и с иронией, свойственной малороссиянам, сказал: "Теперь бачу, що мы идем на небо!" Еще более удивило его то, что, въехав с таким ужасным трудом на гору, мы велели остановить лошадей, встали из экипажей и, посмотрев несколько минут на Байдарскую долину, которая была ничем не лучше Обухов-ской долины, мы велели поворотить экипажи и отправились обратно. Тут кучер наш опять с насмешкой сказал: "Було на що дивиться! Слава богу, що теперь все уже с горы, а не на гору".
На возвратном пути, в конце октября месяца, мы наслаждались еще и чудными видами, и теплым климатом, и разноцветными цветами, покрывавшими в то время поля и луга. Иногда картины эти оживлялись скачкою татар на их быстрых лошадях, иногда погребением умершего, которого обыкновенно носили на носилках, обвитого с головы до ног холстом, без гроба и, положив его таким образом в яму, забрасывали ее душистыми травами и потом землею. Но женщины не присутствовали и на похоронах. Приятно было видеть иногда рано утром, при восхождении солнца, толпу татар в поле, стоявших на коленях в кружок и молящихся с большим благоговением.
Таким образом кончили мы крымский наш вояж и, приехав обратно в Обуховку, должны были с большим горем вскорости проститься с доброй теткой нашей, Дарьей Алексеевной Державиной и с сестрой, А. Н. Дьяковой, которые, согрев нас дружбой и ласками своими, расстались с нами навсегда. Ибо впоследствии мы не встречались уже с ними на этой земле.
Свободное копирование
