Бобёр. Из детства

Бобёр. Из детства

        К реке подходим в полной темноте. Но уже чувствуется скорое окончание ночи: звёзды потускнели, зябко пахнуло сыростью, где-то в кустах зашелестела и пискнула ранняя пичуга. Густой высокий лес обступил реку, закрывая зарождавшуюся полоску утренней зари.

        Как-то незаметно на прибрежный кустарник и чёрное зеркало реки наползает туман. Вначале я даже не понимаю, что это туман – просто мир сузился, исчез окружающий лес и кусты над водой и сама река – всё затянула тёмная пелена. Сырость проникла под телогрейку, увлажнила руки и лицо.

        Пока разбирал удочки, выкладывал баночки с червями и жевал оказавшийся в кармане сухарь, в природе что-то изменилось. Не то чтобы посветлело – просто мгла посерела, и на посветлевшем небе проявились вершины соснового бора. Звёзды стали бледнеть и расплываться – из-за леса прорывалась заря, серая мгла стала белеть и превращаться в обычный утренний туман. На смену ночи шло утро. И, приветствуя его зарождение, многими голосами грянул птичий хор.

        Клочья тумана ещё скользят по воде, а я уже выуживаю первых окуней и плотичек. Утренний клёв на славу.

        Мой старший напарник и наставник по ужению возится ниже по реке: я слышу  звуки его топорика – он рубит жерди для настройки жерлиц – хитроумных приспособлений для ловли щук на живца.

        И в этот момент из-за куста по течению выплыл серый пузырь. Ещё не понимая, что это, я ткнул в пузырь концом удилища. Перед пузырём из воды поднялся ещё один, с кошачьими усами и темными глазами. Всплеск, и в лицо мне летят брызги воды.

        Я вижу ударивший по воде русалочий хвост и ошеломлённый замираю.  Усы может мне и показались, но глаза глядели на меня зло. В испуге бегу к напарнику, рассказываю о страшилище-звере, то ли водяном, то ли русалке.

        Наставник смеётся: – «да это же бобёр! Они в этой глуши уцелели и от войны и от вашего брата – глушителей». Действительно, ещё не так давно я сам глушил рыбу в омутах, не зная, что в реке водится это изумительное животное, и что я его могу убить.

        Во всех сказках, баснях, да и в другой литературе трудяга бобёр всегда положителен. Я таким его и представляю. А тут он привиделся водяным чёртом, испугал как несмышлёныша.

        За всю свою жизнь я больше не встречал бобров так близко, хотя и плавал по многим бобровым рекам. Многократно видел следы их деятельности: пеньки «подпиленных» деревьев, плотинки в виде завалов из древесного лома, хатки в укромных местах выше этих запруд.  Если и видел шмыгнувшего по «хатке» бобра, то лишь издали.

  Река Остёр за деревней Хоськи. 1947г.