Итак, мы прибыли в Громышовку, расселены по квартирам. Наша группа в 9 человек, включая двух парней (меня назначили старшим), расположилась на полу в однокомнатной избе у вредной старухи (за каждого постояльца получала определённое количество трудодней). Матрасовки, привезённые из общежития, набили соломой и, довольные жизнью (солнечно, золотая осень), пошли осматривать убогую деревню. Сельпо торгует пряниками и дешёвыми конфетами «Дунькина радость» (липкие подушечки или драже без всякой упаковки) производства районного пищекомбината. Нас эти «деликатесы» очень даже устраивали, тем более что молоко могли брать в колхозе без ограничений.
Лирическое отступление на тему «всегда любил петь». Где-то к 9-му классу школы «хоры закончились», моё участие тоже. Переходный возраст, обострённое восприятие стороннего малокомпетентного мнения типа «не кричи, когда поёшь» привело к тому, что я десятки лет вообще не пел в присутствии посторонних, хотя всегда любил мурлыкать под нос запомнившуюся мелодию (слова песен запоминал редко). В колхозе перед первым курсом сокурсники помнят меня напевающим «Ты гори моя звезда…», последние 30 лет люблю напевать несколько слов романса «Отцвели уж давно хризантемы в саду».
Подружились со Славой Зуевым. Мы практически неразлучны, работали в паре на уборке и перевозке зерна, рано утром бегали несколько километров (оба жаворонки) с вёдрами на молочную ферму, пока девушки спят. Первый семестр мы всё ещё неразлучны, в спарке, по авиационной терминологии, Слава — ведомый. Неожиданно Славе стала трудно даваться учёба, да он и интерес к учёбе потерял, помню потухший взгляд, когда надо было готовиться к коллоквиуму или экзамену. Слава нашёл себя в спорте, много тренировался, вышел в лидирующую группу бегунов университета, а затем и Томска, на средние дистанции (400, 800, 1500 метров). Стал спортивной знаменитостью Томска. Постепенно Слава начал отдаляться от меня, тем более, нашлись «доброжелательные» сокурсницы, порицавшие Славу, что тот постоянно следует моим советам. Случился и мимолётный эпизод в конце первого курса, когда сокурсница, за которой он ухаживал (отличная бегунья на средние дистанции!), больше смотрела на меня (безнадёжно, но Славу задело). Слава бросил университет (по-видимому, это случилось во время моих болезней на третьем курсе, точней не скажу), не знаю, куда исчез. Слава просто не туда пошёл учиться. Хорошо помню, кроме спортивных достижений Слава удивлял умением отлично рисовать и чертить. Человек, способный добиваться побед в спорте, психологически не может терпеть поражений в других сферах, моральных унижений от слабой учёбы (тройку тренеры всегда в состоянии обеспечить, но не то, не то…). А химфак университета выпускал химиков высокой квалификации, спортивные достижения студентов являлись неким украшением малочисленного факультета, не более того.
В Громышовке мы познакомились с одним из популярных самодельных алкогольных напитков, медовухой, брагой на отходах производства мёда. Каждый пасечник имеет свой рецепт, несколько раз приходилось угощаться, так как водитель любил «по пути» заезжать на пасеку, воспоминания только положительные. Медовуха — обманчивый напиток, пьётся легко. Хорошо принявши на грудь, ощущаешь ясную голову и непослушные ноги. Проспавшись, не чувствуешь похмельного синдрома. По-видимому, сказываются целебные свойства мёда.
Мы со Славой больше других были на работе и с хозяйкой не конфликтовали, но девушки не смогли наладить отношения. Тон задавали две однокурсницы, старавшиеся подчеркнуть собственное «аристократическое» происхождение и любившие «качать права». Однажды бабуля попросила девчат помочь копать картошку, те наотрез отказались. Хозяйка сделала просто, все наши вещи выкинула на улицу. Конец сентября, холодно, нас поселили в заброшенном доме с огромными щелями, бывшем детском садике (акцентирую внимание, так как через 30 лет Томский нефтехимический комбинат по заданию обкома КПСС на свои средства строил детский садик в Громышовке). Пошёл снег. Дров нет, как-то ночью утащили две охапки с поленницы бывшей хозяйки, такой шум поднялся, не приведи господь. Телогрейки практически не снимали, грелись, в основном, при перелопачивании «горящего» зерна на току и в амбарах.
Свободное копирование
