24 сентября
Открытое партсобрание — «Подготовка московских театров к юбилейному сезону» (100-летию Ленина). Доклад Шумова.
Шумов: «Положительные явления в московских театрах — такие спектакли как „Мое сердце с тобой“, „Мой брат играет на кларнете“, „Соловьиная ночь“, „Платон Кречет“, он сейчас спорен, но во многих документах фигурировал.
Классике повезло больше, в прошедшем сезоне выпущены „На дне“, „Преступление и наказание“, „Бешеные деньги“, „Чайка“, „Нахлебник“, „Мать“, „Таланты и поклонники“, „Женитьба Фигаро“ и т. д.
Сами театры сняли с репертуара художественно аморфные спектакли, такие как „Проделки Скапена“, „Трехгрошовая опера“.
В Малом театре в плане „Человек и глобус“ и „Эмигранты“. Мне кажется неправомерным включение в репертуарный план московских театров „Блохи“ в инсценировке Замятина — не только учитывая его биографию, но и по трактовке главного героя. Московское Управление культуры подчас делает решительные действия не на главных направлениях — Замятин, Купер, — часто с нами не советуясь и не ставя в известность».
Малашенко: «Вновь и вновь возникает вопрос о контакте между Репертуарной коллегией и отделом по контролю. Мы совместно уже обсудили все планируемые композиции.
Надо обратить внимание на то, что в Театре Станиславского одни западные пьесы».
Синянская: «Я как раз хочу сказать о западных пьесах в московских театрах. В этом сезоне будет поставлено 16 пьес, из них 9 премьер по польским пьесам. Достаточно ли мы принципиальны, всегда ли мы имеем силы отстоять свои позиции?»
Цирнюк: «Положение тревожное, хотя все авторы вроде активно работают и ленинских пьес много. Все пьесы о Ленине должны проходить через соответствующие консультации, и здесь много сложностей.
Очень грустно, что на этом не очень утешительном фоне хуже всех дела во МХАТе. Почему надо говорить о сроках выпуска „Чуть-чуть о женщине“ Радзинского? Да потому, что если бы эта пьеса сейчас выпускалась, то и то не так уж радостно, а в марте — апреле этого просто делать нельзя. Факт существования этой пьесы во МХАТе допустим, если ставятся и другие спектакли. Вот Салынский свою пьесу „Мужские беседы“ в театре Маяковского на труппе уже прочитал, и они готовы ее ставить, а МХАТ не чешется. Почему коллективы, к которым тянутся, которые могут „увести“ пьесу, актера, к которым Управление относится как к привилегированным, потеряли вкус к работе? В резолюции собрания надо отметить эту тревогу».
Трубин: «Хотелось бы обратить внимание на вопрос о режиссерских кадрах. С режиссерами плохо, например, в Театре Станиславского, в Ленкоме, даже в Театре Моссовета. Сложное положение в Театре Ермоловой. О принципиальности наших позиций. Я хочу поддержать в этом вопросе Людмилу Петровну Синянскую».
Голдобин: «Желание ставить композиции — это желание наиболее торжественно, наиболее пафосно отметить ленинский юбилей, поэтому я не могу занять позицию — не рекомендовать театрам ставить композиции, но нам надо вместе с московским Управлением подумать о том, как бы сбавить пыл к этим композициям. С преобразованием московского Управления в Главное управление мы сразу почувствовали трудности и во взаимоотношениях, и во влиянии на московские театры. К нам стало много поступать жалоб от театров, что жить невмоготу. Я очень сочувствую тем товарищам, которые говорят о самочинных действиях Управления. Одна из забот — это установление отношений с московским Управлением. Работой с московским Управлением надо заняться серьезно. Мы должны быть озабочены, чтобы репертуарная политика велась грамотно, а мы часто сталкиваемся с вопиющими фактами».
Медведева: «Я хочу сказать о национальных пьесах. Театры РСФСР приходят за пьесами из национальных республик, а московские театры — нет. Вот хоть Театр Сатиры, ставит Купера, а мог бы поставить хорошую национальную пьесу».
Владыкин: «Состоялся большой разговор, внесен ряд предложений. Наверное, надо встретиться с руководством московского Управления культуры, надо неотложно, в ближайшие дни провести совещание у меня. МХАТ и Малый театр — это же наши театры. Сейчас намечается замена нескольких спектаклей — надо разобраться с 11-ю спектаклями. Вот сняли „Трехгрошовую оперу“, это естественно. „Послушайте!“ — много было споров. „Братская ГЭС“ — правильно, что сняли. Что означает сцена с „Ванькой-Встанькой“ — сколько русский народ ни мучай, а он все равно встанет? С пьесой Розова „На беговой дорожке“ складывалось все трудно, втягивались широкие круги, Фурцева сказала: „Хорошо, разрешим театру Товстоногова“. Товстоногов преодолеет идейные рифы, он знает как преодолеть, а Ефремову пьесу давать нельзя[1]. Не согласны? Давайте поспорим».
Свободное копирование
