20 декабря
Театр Гоголя. Обсуждение спектакля «В душной южной ночи».
Виноградов (московское Управление культуры): «Театр повоевал за эту инсценировку, и вот, по-моему, удалось выявить не только детективную сторону пьесы. Два основных образа — белый и черный, хотя оба в полиции, но с разной психологией».
Закшевер: «Текст пьесы построен по известному сценарию и роману. Когда думали о переносе этого сценария на советскую сцену, то встал вопрос об изменении акцентов. Первое: чтобы снять акцент с южной ночи, нужно говорить вообще о той ночи, которая стоит над Южной Америкой и над Северной тоже, это сделано редактурой. Второе: атмосфера насилия характерна для сегодняшней Америки — отсюда речь в театре о проблеме убийства, о проблеме насилия как такового».
Трубин: «Спектакль в целом производит положительное впечатление, но, по-моему, он как-то не закончен. Пьесе можно было бы предъявить претензию, что она написана с позиций Вашингтона. Социальный конфликт где-то притупляется оттого, что очень добрыми показаны полицейские, надо все это делать жестче. Мне думается, учитывая весь комплекс международных ситуаций, надо усилить весь лагерь этих ку-клукс-клановцев, это усилит социальное звучание».
Мирингоф: «Меня не занимает тема убийства. Можно ведь воспринять и так — как американский полисмен освобождается от расизма, становится демократическим человеком. Расист, который ненавидит негра, и негр, который ненавидит расиста, — как постепенно они оттаивают».
Синянская: «Я отношусь к числу тех, кому пьеса очень нравится. Что нравится? После дядюшки Тома из „Хижины дяди Тома“, который хотел всего лишь куда-то подняться, и все, — вот этот поднялся, имеет образование, деньги, но стал ли он от этого счастливее? Нет. Им просто пользуются, как нужной вещью. Новое здесь — и эта атмосфера всеобщего убийства».
Назаров: «По-моему, главное, что пьеса нужная…»
Я ушла, у меня лежала нерасписанная «афиша»[1], и должен был прийти поляк.
Свободное копирование
