23 июля
Говорила с Тарасовым, кому ехать в Англию и Францию — БДТ или Театру Вахтангова. Он решил — БДТ и сказал, что из советских должен быть включен спектакль «Правду! Ничего, кроме правды». Я говорю, что это несерьезно, он резко велел вписать. Я ушла. Потом Тарасов зашел зачем-то к нам в комнату и стал говорить, что «Правду! Ничего, кроме правды» хочет везти Товстоногов, который говорит, что вот мы возим за границу все нейтральное, а надо боевое, что на спектакле были группы американских туристов, которые хлопали и очень хорошо принимали. А потом Товстоногов их спрашивал, не оскорбляет ли это американский флаг и народ. Они ответили: «Нет, Вы же сами говорите в спектакле, что есть две Америки». Потом Тарасов сказал, что надо привезти в октябре в Москву вместе с «Мещанами» и «Правдой» и арбузовскую пьесу «Счастливые дни несчастливого человека». Я: «Ну зачем же под корень подрезать Эфроса?» Тарасов: «Арбузов, увидев спектакль Товстоногова, уже не хочет, чтобы появился эфросовский спектакль. Я не знаю, почему он после Ленинграда не зашел (Тарасов тоже ездил в Ленинград), мы договорились, что выработаем общую точку зрения и вызовем Эфроса и скажем ему. Арбузов не хочет так прямо, ну хоть оформление изменил бы. А вообще Эфрос прочел мрачно, а Товстоногов — светло». Я смеюсь: «Ну, так у Товстоногова жизнь светлая, а у Эфроса мрачная». Тарасов: «Если Эфрос хочет остаться в истории театра, он должен изменить себя». Я: «Это невозможно и не нужно, какой ты родился, такой и должен быть, а то сломаешься и будешь никакой. А Эфрос, хотите Вы того или нет, уже навсегда остался в истории театра — 3,5 года Театра Ленинского комсомола — это эпоха в советском театре, все его спектакли». Тарасов еще говорил, что пьесу «Счастливые дни несчастливого человека» нужно выпустить с предисловием автора, чтобы режиссеры не искали в ней того, чего автор не хочет. Я: «Ну, это странная постановка вопроса, напиши такую пьесу, чтобы из нее нельзя было достать чего не хочешь, как Софронов».
Свободное копирование
