19 сентября
Утром были на спектакле «Мера истины» в Театре Ермоловой — постановка Комиссаржевского и Косюкова. Бездарно, ремесленно, в сюжете и характерах персонажей вытащены этакие «штучки-дрючки». Как выразился Голдобин, «острота, утвержденная руководством». Никакого интеллекта у «молодых ученых», только черточки своеобразия характеров (милота и что-то в этом роде). Ярче других Галлис — смешно, порой интересные находки, но вообще все комикование, облегчение образа и проблем пьесы. Оформление — смесь из «104 страниц» и «Снимается кино» — этакие дежурные приметы времени. В чтении пьеса производила довольно интересное впечатление, но спектакль выявил ее недостатки и скрыл достоинства. В общем, дурновкусие, еще один вариант «Теории невероятности», по-моему, самого пошлого спектакля прошлого сезона. Вот такая серость процветает, а истинный талант гнетется. Тошно, тоскливо.
Тарасов после совещания у Фурцевой мрачен, приехал вместе с Владыкиным, и никто не знает, что там было. Выясняют, кто первый сказал «да» и разрешил печатать афишу «Братской ГЭС». Они вдруг все «удивились», что картина даже в столь двурушническом отражении, как у Евтушенко, получается «мрачноватая». О культе хотелось бы забыть, о подлостях и глупостях не говорить. А двурушничество Евтушенко в том, что он еще все отстаивает лозунги, которые давно стали мыльными пузырями, сути за ними нет.
Вечером позвонил Львов — Анохин, голос какой-то усталый, грустный. Спрашивал, пришло ли что из Болгарии, его должны пригласить на премьеру поставленного им в Варне «Шестого июля». Говорили о том о сем, вернее, я ему рассказывала о наших делах, в допустимой для телефонного разговора форме — о впечатлении от «Братской ГЭС», «Доходного места». Он несколько раз смеялся, и то хорошо. Говорил, что работа над Коржавиным («Однажды в двадцатом») идет вроде нормально. Они с автором многое уточняют драматургически, сокращают текст, выстраивают по логике, хотя, конечно, о результатах этой работы пока говорить трудно. Я ему сказала, что веду дневник, он очень одобрил.