Вадим – мой старший брат, Вадим Михайлович Рожин. Родился он 2 апреля 1929 года. Я, следовательно, почти на три года младше его.
Врезавшееся в мою память событие, чуть не оборвавшее жизнь Вадима, произошло с ним в раннем детстве. Ему, видимо, было лет пять-семь, а мне два-четыре года.
В непосредственной близости от нашей деревни течет речка Шамбовка. Летом большая часть ее русла становится «курице по колено», но весной, в половодье, она делается бурной, нередко подтапливает деревенские огороды. Через речку тогда был перекинут деревянный мост. Две или три сваи по краям моста держали по одному толстому бревну, которые располагались перпендикулярно берегам речки. Поперек этих бревен, параллельно берегам, были положены более тонкие лесины, образуя саму поверхность моста. Эти лесины были обрезаны не ровно, а кое-как, выступая по краям моста на разную длину. Для нас, детей, это было очень удобно. Навалившись на концы лесин, мы могли долго и с интересом следить за бурлящей водой и льдинами. Устроившись лежа, было можно наблюдать пространство не только вверху речки, но и под мостом.
В таком положении под Вадимом подгнившая лесина неожиданно обломилась, и он рухнул в ледяной водоворот. Все произошло мгновенно, взрослых с нами не было. Мы думали, что трагедия уже закончилась. Но вдруг мы услышали из-под моста голос Вадима. Он, как оказалось, успел ухватиться за одну из свай и взывал о помощи. Кто-то из мальчишек сбегал за взрослыми. Они над головой Вадима «раскатили» лесины и через образовавшееся окно извлекли его на поверхность моста. Так закончилась безобидная детская забава.
Второй интересный случай из детской жизни Вадима произошел на той же речке Шамбовке.
Когда весной вода в речке успокаивалась, рыба устремлялась метать икру вверх против течения, а деревенские люди ставили ловушки для рыбы – верши. Уловы иногда были достаточно хорошими и составляли заметное подспорье в питании людей.
Я еще был мал для таких дел, а Вадим, хотя только и одну вершу, но всё же ставил. Я был при нём лишь зрителем. Однажды в вершу попалась огромная щука. Вадим не мог один вытащить ловушку на берег. Потребовалась и моя помощь. Помню, как мы с братом, гордые собой, несли эту рыбину по деревне как бревно на своих плечах. Только икра из этой щуки заполнила большой эмалированный таз. А сама рыбина без икры потянула семь килограммов. Ни до, ни после такая крупная рыба в наших краях никому не попадалась.
Когда речка к началу лета мелела так, что глубина не скрывала колена, Вадим при моей помощи ставил переметы. Один из нас находился на правом, а другой на левом берегу. Манипулируя переметом, мы опускали его на середину русла, а конец бечевы прикрепляли к воткнутой около берега палке. По неосторожности, я иногда падал в воду, что сердило Вадима. Крючки из проволоки мы делали сами. На крючки нанизывались самые крупные черви. Почти каждое утро мы снимали с переметов до пяти налимов, каждый из которых редко весил меньше килограмма. Нам было интересно это занятие, а семья питалась деликатесной рыбой несколько месяцев подряд.
Очередной рыбный случай произошел не на Шамбовке, а на самой Уфтюге, и не весной или летом, а в предзимье, когда закончился ледостав. На льду и по берегам снега еще не было. Лёд был чистым-чистым, прозрачным, как стекло. Каждая хворостинка на дне просматривалась так же отчетливо как и на берегу. В такие периоды люди, у кого была охота, и было время, отправлялись на Уфтюгу глушить рыбу. Срубишь, бывало, подходящую березу, оставишь самую толстую ветвь, у ее основания, в двух местах перерубишь ствол дерева, а ветвь – сообразно своему росту. Получалась удобная «колотушка». При ударе колотушкой по льду на нем образовывалась звезда из белых трещин. Если в момент удара подо льдом оказывалась рыбина, она сразу же «затихала», перевертывалась вверх животом и всплывала. Оставалось пробить лед и взять рыбу рукой. Самой «отзывчивой» на удар по льду была щука, самыми трудными – налим и окунь.
Однажды мы с Вадимом обнаружили невероятную картину. В оттепель около пологого берега, на самой мели, язи в огромном количестве плашмя протиснулись подо льдом к берегу. Все дно выглядело выстланным как бы серебром. Такое скопление рыбы, как мы потом узнали, называют в наших краях «ятвой». Мы, как ошалелые, набросились на это серебро. Лед был довольно тонким. Мы его быстро поломали, а вся рыба разбежалась. Поймали, как до сих пор помню, только семерых язей. Когда мы пришли в деревню и рассказали о событии большим мужикам, они обозвали нас дураками. Нам, оказывается, надо было затемнить лёд снятой одеждой, а язей по одному доставать из-подо льда. Затемненное место, оказывается, рыба ни при какой опасности не покидает. Мы бы могли поймать язей в несколько раз больше. Не знаю, правда, как бы в этом случае унесли рыбу.
Такое явление природы больше встретить мне никогда не приходилось.
Когда двум людям около 50 и около 30 лет, разница в возрасте между ними не отражается на их отношениях. Но когда одному 3 года, а другому 6 лет, они совершенно разные люди. Именно такими были мы с Вадимом в раннем детстве. Эта разница, вернее, не сама разница, а ее следствия, обижали меня.
Вадиму с такими же по возрасту мальчишками разрешалось уходить далеко по реке, в лес или еще куда-либо. Мне это не то, чтобы запрещалось мамой, а не поощрялось ею. Вадим же, пользуясь этой позицией мамы, а чаще и по своей инициативе, не брал меня с собой. Помню, что это было моим безутешным горем. Я был огорчен и бесконечно обижен на Вадима. Хотя его понять можно. Вместо своих забав ему бы пришлось заниматься мной. Мы снова и снова оставались вдвоем с Ниной Головковой, девочкой моего возраста, жившей в соседнем с нами доме. Мы оставались в деревне, занимались разными пустяками, вроде забав с лягушками. Меня же тянуло к «серьезным» делам, какими занимались старшие мальчишки.
Как-то к маме пришла соседка. Как это нередко бывает, взрослые люди начинают «ахать» и «охать», расхваливая хозяйских детей, пытаясь польстить хозяевам, но непроизвольно выставляя оценку детям. Соседка начала ахать и охать надо мной и Вадимом. В процессе этого заигрывания с нами она мимоходом заметила, что Вадим, пожалуй, «краше», чем я. Меня это резануло и обидело. Я надулся. Соседка спохватилась, пыталась уже расхваливать только меня, но дело было сделано. Так я узнал, что Вадим «красивее» меня. После того, как мы выросли, это стало очевидным фактом. Но он, этот факт, уже не обижал, а возбуждал во мне даже гордость. Я гордился, что мой родной брат такой красивый парень, такой видный молодой человек, такой привлекательный мужчина.
Войну Вадим встретил в 12, а к концу её ему уже было 16 лет. Он уже начал интересоваться девушками, а девушки им. Мама купила нам гармошку. Вадим был самым лучшим гармонистом среди гармонистов из соседних деревень. Это было дополнительным плюсом в авторитете Вадима. Не помню с какой, но Вадим уже «ходил» с одной из девушек. Летом они часто проводили теплые вечера и ночи на крылечке одного дома. Я и Ванюха Тюрин по ночам в то время пасли лошадей и однажды решили пошутить над Вадимом и его подругой. Мы заранее спрятались под их крыльцом и стали свидетелями того, что происходит на самом крыльце. В какой-то момент, видимо, в самый разгар событий на крылечке кто-то из нас с Ванюхой не выдержал и «прыснул». Вадим отреагировал быстро и решительно. Он извлек нас из-под крыльца, отвесил каждому несколько подзатыльников и удалился со своей пассией. Мы с Ванюхой поплелись к своим лошадям.
Взрослую жизнь Вадима я знаю плохо. После того, как он в 1947 году поступил в летное военное училище в городе Даугавпилсе Литовской ССР, мы виделись с ним эпизодически. Вадим стал не летчиком, а специалистом по летной радиоаппаратуре. Он иногда приезжал в отпуск. Когда я был студентом, наши пути пересекались в Ленинграде; время от времени я бывал у него в семье в городе Тарту Эстонской ССР – первом и единственном месте его службы. Там закончилась и его жизнь.
Мы с Вадимом были «нормальными» братьями, уважительно относились к интересам друг друга, когда были возможности и возникала необходимость, помогали друг другу. Тем не менее, жизнь у каждого складывалась по-своему.
Умер Вадим 25 марта 1990 года и похоронен в городе Тарту Эстонской ССР.
Вадиму, по общему мнению, очень повезло с женой Ангелиной, в повседневном общении – с Линой. Ангелина Африкановна Рожина (в девичестве Беляева) родилась в деревне Куркинская в шести километрах от нашей родной деревни Поповское. Познакомились они и понравились друг другу, видимо, еще в школе. Поженились сразу же, как Вадим закончил училище и получил место службы. Лина к тому времени окончила педагогический институт и стала учительницей математики.
Лина необыкновенно прекрасный человек: хороша собой, всегда жизнерадостная, мягкая характером женщина, внимательная и терпеливая мать и бабушка. Благодаря этому Лина и Вадим жили в любви и согласии, хотя последние годы своей жизни Вадим доставлял ей огорчения.
С детьми и внуками, помимо родственных чувств, у Лины настоящая дружба, очень уважительные отношения. У Вадима и Лины пять потомков: сын Саша (у него один сын Андрей) и дочь Оля (у нее дочь Юля и сын Максим). Хорошая у Лины сложилась жизнь, настоящая семья. Вот только бы здоровья ей побольше.
Что касается меня, то в Лине мне нравится задушевность, какое-то очень искреннее и заинтересованное отношение к движениям моей души. Мой разговор с нею, даже в письмах, всегда становится трогательной исповедью.
Мужики, тщательнее выбирайте себе жен!
