ДОДИК
Я любила его пылкой, хотя еще и не взрослой любовью — нам было по шестнадцать. Страдала, потому что любила безответно. Детство оборвалось в один день: грянула война. И вот уже наши мальчики надели солдатские шинели…
День Победы все школьные друзья — те, кто остался жив, разумеется, — праздновали вместе. Додик, только что вернувшийся из госпиталя, был в гимнастерке с погонами. Он до удивления нисколечко не возмужал — все такой же весельчак, балагур, с шутками, острым словом и картавым, раскатистым «р», по которому его так легко было всегда узнать по телефону. Теперь в нем, кажется, били через край несколько жизней — та, которой он жил сам, и те, что не дожили друзья.
Вскоре он женился, и наши дороги разошлись. Не виделись лет тридцать. К моему пятидесятилетию старые школьные друзья приготовили мне сюрприз — пригласили Додика, он принес корзину красных гвоздик. Увы, пришел какой-то совсем чужой мужчина с седыми висками и брюшком. На улице не узнала бы!
Теперь Додик с каждым праздником поздравляет меня по телефону. И только раз в году поздравляю его я: в День Победы.
— Урра! — раздается его счастливый голос.
— Ура! — вторю ему я.
И еще дважды слышу это далекое и до боли близкое «р»:
— Урра! Урра!
Вот он, прежний Додик, весельчак, балагур и наш школьный рыцарь, не терпевший несправедливости, защищавший слабых, с таким, только ему присущим почтением к девочкам.
Все правильно, Додик. И что в числе немногих остался жив. И что выбрал не меня, а другую — со мной тебе было бы слишком много хлопот. И что мы встретились. И что всерьез не расстаемся: стоит набрать твой номер телефона, и вот уже на другом конце провода слышу твое раскатистое «р». И даже что я не жалею о девочке, которой приносил ты в день рождения цветы, а каждый день — полудетские слезы. Была девочка. Был мальчик. Идет жизнь.
