Весной и летом 1904-го г. Блок писал мало. В Шахматове написано всего три стихотворения: "Дали слепы, дни безгневны", "В час, когда пьянеют нарциссы" и "Вот он, ряд гробовых ступеней". Не берусь объяснить достоверно, к кому относится последнее стихотворение. Образ той, которая покоится в гробу, разумеется, вполне сходен с образом Люб<ови> Дм<итриевны>, но к которому из ее лиц относится оно,- сказать трудно. Это также не Она, так как здесь вообще нет больших букв.
Спи ты, нежная спутница дней,
Залитых небывалым лучом...
По моему мнению, отнюдь не навязываемому читателям, в последнем стихотворении "Стихов о Прекрасной Даме" Блок хоронил те грезы, что были в этом периоде его жизни:
Я отпраздновал светлую смерть,
Прикоснувшись к руке восковой.
Остальное - бездонная твердь
Схоронила во мгле голубой.
Быть может, он хоронил мечту о "Душе Мира"...
Во всяком случае по этим стихам, в которых описана хотя и "светлая", но все же смерть, не следует заключать, что Блок был в мрачном или хотя бы унылом настроении. Его письма к матери из Шахматова весной этого года полны самого детского веселья и бодрости. Он очень занят хозяйством, в восторге от домашних зверей, в особенности поросят, подробно и местами юмористично описывает все, что он видит и делает в Шахматове, и т. д. Кто видел его, как я, в это лето, никогда не забудет этой светлой поры его жизни, его шалостей и веселой дружной работы с женой при устройстве своего дома и сада. В обоих было так много детского, и они составляли такую прекрасную пару, что все окружающие любовались на их молодое, безоблачное счастье. И, конечно, Люб<овь> Дм<итриевна> была теперь не Душа Мира, плененная, разлученная и т. д., не холодная богиня, не звезда, которая серебрилась вдали, а бесконечно любимая и милая Люба, с которой можно и подурачиться, и побегать, и подразнить ее, как видно из письма к матери 26-го апреля. Приблизительно в конце его читаем: "Ее превосходительство велела продиктовать: "Я совершенно поглупела и даже диктовать уж ничего не могу" Она говорит, что все это я сочинил сам". Могу себе представить, какая была по этому случаю веселая перебранка: Люб<овь> Дм<итриевна>, может быть, даже немного надулась, а Блок, хохоча и шаля, делал вид, что страшно ее боится.
Свободное копирование
