После ухода второй жены Александр Львович сильно изменился. Уже то, что он не удерживал ее, когда она уезжала, и понял, что она к нему не вернется, показывает, что он утратил свою самоуверенность и осознал, что он виноват перед обеими своими женами. В "Возмездии" мы находим точное и высокоталантливое описание последних лет его жизни. Он прожил в одиночестве около двадцати лет...
Отец Блока был весь создан из противоречий, и вместе с тем был он человек необыкновенный, тогда как все его родные: родители, братья, сестра - были люди обыкновенные... Он отличался от них и более сильным умом, и складом своим, и талантами. Лучшие стороны его натуры выражались именно в музыке. Я могу засвидетельствовать, что он играл, как никто, может быть, гениально?.. Нет никакого сомнения в том, что только случайно сделался он профессором государственного права. Он был хороший, хотя и немногими любимый, и тогда уже страстно - профессор, но это было очевидно не его дело, то была не его стихия. Вероятно, отец-правовед натолкнул его на эту специальность. Его исключительные вкусы к музыке и к литературе не были приняты в расчет. Ему бы следовало отдаться музыке. Кто знает? Если бы он изучил теорию музыки и попал бы в круг музыкантов, из него мог бы выйти композитор или хоть выдающийся, совсем особого склада пианист и музыкальный критик... Выдающимся и оригинальным человеком в семье Александра Львовича был дед его по матери, Черкасов, о страшном деспотизме и тяжелом нраве которого сохранились какие-то легенды. Вероятно, от него и заимствовал Александр Львович свои темные стороны, т. к. на своего отца он походил только скупостью, которая в том была в слабой степени, а у него превратилась в страсть. И тут, как во многом, он был непоследователен: женился два раза на бесприданницах и, копя деньги, не прятал их в сундуки и подвалы и не думал о том, что они "потекут в атласные дырявые карманы" {И потекут сокровища мои // В атласные дырявые карманы. Пушкин. "Скупой рыцарь".}. А также, моря жену голодом и заставляя вечно ходить пешком, часто водил ее в театр, и даже не в плохие места, и неизменно посещал вместе с ней концерты Антона Рубинштейна.
Но всего удивительнее то, что Александр Львович так несомненно и глубоко любил и Александру Андреевну, и сына. Его письма к жене о маленьком Саше прямо нежны. Правда, письма к сыну-студенту носят другой характер: по большей части они ироничны, а подчас и оскорбительны, как письмо его в ответ на присланные сыном "Стихи о Прекрасной Даме", в котором нет ничего, кроме глумления и издевательства. Но тут уже сказалась обида непризнанного и обозленного отца, которого сын даже не пригласил на свадьбу. Он, т. е. сын, имел на это свои основания, но Александр Львович, конечно, не мог этого понять, не подозревая того, как оскорблял он своим цинизмом его исключительную чистоту.
Если мы беспристрастно оценим крупную и своеобразную фигуру Александра Львовича, то мы должны будем признать, что Александр Блок не был бы тем, чем он стал, если бы он не был сыном не только матери своей, Бекетовой, но и отца. В уме его много родственного с отцом, кое-что и в натуре. Глубоко трагическое и отвлеченное начало взял он от отца. Чувства Александра Львовича были глубоки, отношение к жизни серьезное и незаурядное, и весь он был из ряду вон и в буржуазные, обывательские рамки не укладывался. Таков же был и сын его, только сильно смягченный кровным родством и влиянием семьи своей матери.
Что касается отношения поэта к отцу, то оно показано в следующих строках "Возмездия":
Отец от первых лет сознанья
В душе ребенка оставлял
Тяжелые воспоминанья -
Отца он никогда не знал.
Они встречались лишь случайно,
Живя в различных городах,
Столь чуждые во всех путях
(Быть может, кроме самых тайных).
Когда Александр Львович успокоился и принял тот факт, что жена его оставила, Александра Андреевна разрешила ему, приезжая в Петербург, видеться с сыном, но отец не сумел привязать к себе мальчика, хотя он ему очень нравился. Он был слишком отвлеченный человек и совсем не знал, как нужно обращаться с детьми, он не умел ни приласкать Сашу, ни позабавить, ни говорить с ним на его детском языке, применяясь к его понятиям, ни подарить ему какую-нибудь игрушку или лакомство. Ребенок, очевидно, чувствовал в нем что-то страшное и глубоко чужое. Дети вообще очень чутки, а маленький Блок был особенно чуток. В этом чужом человеке, который иногда откуда-то являлся и как будто чего-то ждал от него, не было ничего милого и ничего того, к чему ребенок привык от всех, кто его окружал. Об отношениях отца и сына в дальнейшем я скажу ниже.
Свободное копирование
