13 июля, пятница.
Кажется, Буало сказал, что писать стихи должно в городе, а не в деревне, и я начинаю чувствовать справедливость слов угрюмого сатирика. Два действия "Артабана" почти готовы, а прочитать их некому и не с кем разменяться мыслями. Я попробовал было прочитать их старшей сестре, да невпопад: "Охота тебе, братец, душиться в твоей каморе и заниматься пустяками, когда на дворе такая прекрасная погода! Лучше бы поехал прокатиться с Дарьей Егоровной верхом. А вот и Михайло Константиныч говорит: "Над чем это ваш философ коптит так пристально? Этак он и с ума спятит"". Одолжила, голубушка! А чуть ли она не права: в лучшее время года сидеть взаперти и низать рифмы, может быть, для того только, чтоб после служить посмешищем людям -- прекрасная будущность! Впрочем, без билета в маскарад не пускают, а мой "Артабан" должен мне служить билетом для входа в маскарад света; после, пожалуй, его хоть в печку -- туда и дорога!
Сказывали, что сюда прибудет на днях труппа актеров, принадлежащих лебедянскому помещику Танееву. Если это именно та, которую я видел некогда в моем детстве на лебедянской ярмарке, то сердечно рад буду взглянуть на нее и сравнить тогдашние мои ощущения с нынешними. Эта труппа давала тогда в Лебедяне оперу "Добрые солдаты", и я до сих пор не могу забыть музыки одного хора:
Мы тебя любим сердечно,
Будь нам начальником вечно,
Наши зажег ты сердца,
Видим в тебе мы отца.
Стишки как будто нашего изделия! Les beaux esprits se rencontrent {Мысли умных людей сходятся (франц.).}.
Пишут из Москвы, что московский французский театр с будущего ноября причислен будет, так же как и русский, к дирекции театральных зрелищ. Актеры получат название "императорских", и труппа будет пополнена. Некоторые сюжеты уже приехали и, между прочим, какой-то monsieur Lanneau, который имеет репутацию хорошего актера. Но мне кажется, что не в актерах дело, а в актрисах. До сих пор на московской французской сцене мы видели только преужасные женские хари, с которыми никакая пьеса не могла иметь настоящего успеха. Дарование дарованием, но в женщине красота или, по крайней мере, приятная физиономия -- не последнее дело на сцене. Какая может быть иллюзия, когда вдруг какую-нибудь Агнесу играет сорокалетнее и красноносое пугало? Уж, конечно, лучше видеть бездарную, но хорошенькую мадам Кремон и слушать, как пропищит она:
Lorsque dans une tour obscure {Когда в темнице (франц.).},
или
Jeunes filles qu'on marie {Девушки, которых выдают замуж (франц.).} и проч.,
чем видеть и слышать беззубую старуху madame Lavandaise в роли кокетки Селимены или рыжую madame Duparai в роли Панины.
Кстати, о безобразии женщин. Раз как-то в театре молодой Тютчев сделал очень смешное замечание. Он уверял, что из пожилых женщин всех наций старые француженки самые безобразные. "Возьмите, -- говорил он, -- нашу русскую старуху, немку, англичанку, голландку, итальянку: все более или менее имеют вид не отвратительный; старые же француженки, напротив, всякая похожа на бабу-ягу или посредницу; разумеется есть исключения, но они редки". Поди ты с ним!
Свободное копирование
