Мемуары_22

В январе 1925 года у нас родился еще один братик, его назвали Михаилом, по имени умершего, так что мама уже только дома работала, иногда шила старым заказчицам, но и мы помогали по хозяйству. Работу в детской комнате (детсадике) я оставила, это мешало моей учебе, но общественную работу вела в женорганизации, родительском комитете школы, в клубе печатников и кожевников, вела уроки в классах второго года обучения после ликбеза - политграмоту и родной язык (тогда в клубах рабочих были национальные секции, вот я и работала в армянской секции). И это было как общественные нагрузки. В драмкружках суфлировала, иногда и играла. В общем, день был перенасыщен, ведь и по дому уборка была на мне, в основном. Все было по строгому расписанию. В техникуме я училась хорошо. После уроков торопилась на трамвай и спешила домой. Первые недели посещения дверь мне открывал отец, мама никогда не встречала меня, но я в этом ничего не предполагала. Однажды сестра Тамара мне говорит "по секрету", что мама каждый день едет в Нахичевань напротив техникума, ждет меня, за мной идет к трамваю и, если я сажусь в вагон, она садится в прицепку и за мной едет домой. Спросила, разве я не замечала, что за мной отец входные двери не запирает, в коридоре раздеваюсь, захожу в комнату, потом мама заходит и тоже раздевается и, как ни в чем не бывало, заходит в комнату. Что она отцу рассказывала, что я с толпой выхожу до угла и спешу к трамваю одна, пока ничего не замечает, а отец ей сказал, что пора оставить эту затею. Это она подслушала, решила меня предупредить на всякий случай, чтобы я знала. Ну, думаю, пусть следит, пока надоест, а повода я не дам. Когда кончилась слежка, я так и не узнала. В техникуме все мероприятия, собрания, кружки, политзанятия проводили до уроков, поскольку после уроков было поздно оставлять нас. Тем, кто жил в общежитии, было легче, потому что занятия проводились в том же здании. До нас в наших классах занимались учащиеся средней школы, а их вторая смена только на первом этаже. Так что помещение всегда было людное и шумное. Скоро меня втянули в драмкружок и в самоуправление. Ребята в общежитии были все приезжие из сел и городов Северного Кавказа. Скоро меня узнали ребята из общежития и подходили с просьбой то помочь задание выполнить, то спрашивали, как провести с неграмотными занятия (их прикрепили по дворам, у них было от одного до трех учеников), а то и с просьбой пришить пуговицу. Я их учила привыкать к самообслуживанию. Беда армянских семей в том, что мальчиков к "бабьей" работе не приучали. Все ко мне относились как к взрослой, в общении называли сестрой и относились так же. В городе я тоже вела занятия с малограмотными. Два раза в неделю прямо из техникума ездила в клуб, там меня ждал брат и провожал домой. Все постепенно утряслось, и через пару месяцев мама добродушно принимала моих подруг из техникума, которые приезжали ко мне по воскресеньям заниматься, а после обеда немного погулять или сходить в кино. Я получала 10 рублей стипендии в месяц, талоны на трамвай и бесплатные обеды. Деньги, как и заработок раньше, отдавала маме, она мне покупала обувь и одежду. В январе уходила в декретный отпуск учительница первого класса Ростовской армянской школы, на бирже труда не оказалось подходящего учителя. Зав. школой обратился ко мне с просьбой ее заменить, администрация техникума поддержала, потому что я жила в Ростове и имела уже некоторый опыт. Учительница Григорян очень обрадовалась и обещала помочь. Итак, я начала работать в первой смене в школе, а с 16 часов ездила в техникум. Стало очень трудно, нужно было готовиться к урокам, ежедневно проверять 80 тетрадей (40 тетрадей по родному языку и 40 по арифметике), а главное - вести физкультуру, рисование, пение. Труднее всего было с пением, ведь я была неспособна петь, "медведь на ухо наступил". Еле упросила зав. школой разрешить, чтобы уроки пения вел учитель пения 5-7 классов, надо же пожалеть детей, они любят петь, а я не могу. Ну, в виде исключения, как студентке, которой надо успевать на занятия, разрешили. Первые месяцы работы я очень несмело вела уроки, все боялась. Я читала однажды интересную сказку, дети меня окружили и рассматривали картинки после уроков. Зашел зав. школой, посмотрел и сказал: "Зайдите ко мне после занятий".

   Учащихся мы выводили строем, организованно провожали домой. Все время в страхе, зачем меня вызвал зав. школой. Я пошла к нему в кабинет. Он меня спросил, зачем я навалила всех учеников на свою голову, почему они не за партами. Я объяснила, что это после занятий, ведь я читала сказку, они рассматривали рисунки. Он мне сделал замечание и сказал, что за мной замечают толстовские методы свободного воспитания, но мы не на природе, а в классе и я строго обязана требовать, чтобы они не вставали с мест, а если надо показать рисунки, то я должна подносить к ним по партам и пусть рассматривают, а если рисунки большие, то показывать всему классу, а то черт те что получается, такой беспорядок недопустим! Я молча извинилась и ушла, сказала, что учту его замечание, а сама была с ним не согласна. Ну почему даже после 4-х уроков дети должны быть прикованы к партам, что за догматизм? Потом я посоветовалась с учительницей Григорян, с методисткой техникума, прочла пособие. В старой школе, где я училась, действительно, ученик не должен был шелохнуться, ну а в советской школе рабочий шум и движения должны быть допустимы. Как удержать первоклассника, чтобы он сидел и ждал, пока учитель ему поднесет рисунок? А почему надо процесс чтения сказки прерывать и показывать рисунки до окончания чтения текста? Все эти вопросы меня тревожили. Понадобился опыт и время, чтобы найти подход, а пока думала: да, это тебе не 1-2 ученика, которых я репетировала, и не взрослые женщины ликбеза и рабочие школы для малограмотных. Это 40 подвижных, резвых первоклассников, и здесь надо найти подход, привести к общему знаменателю. Стала по ночам не спать, читала, занималась, спрашивала, посещала уроки других преподавателей, и все казалось, что я напрасно взялась за это дело. Опять меня выручили добрые люди. Методистка нашего техникума Ара Сергеевна решила мне помочь, чтобы потом приводить ко мне своих учеников на пассивную практику, ей не совсем нравились наши старые учителя. Ей было в то время лет 25-26. Она недавно вышла замуж за завуча нашего техникума Ерванда Николаевича Закиряна, очень эрудированного человека, окончившего семинарию в Эчмиадзине, педагогическое отделение и университет уже в советском Ленинграде. С Арой Сергеевной он дружил более 7 лет. Она вместе с семьей своего старшего брата, первого полпреда Советской России, жила в Риге и там окончила педагогические курсы, а до этого у нее было образование по дошкольному воспитанию. Очень развитая, живая, активная. Дружба наша началась с того, что ей нужно было отдать сшить домашний халат и еще что-то перешить, а она недавно приехала и не знала, к кому обратиться. Кто-то из девочек сказал ей, что моя мама хорошо шьет. И вот она пришла к нам, как заказчица. В это время мама редко кому шила, но ей не отказала. После этого она обратила внимание на меня, тем более, что я уже начала работать в школе, и решила меня обучать таким современным методам, которые она находила нужным вводить в свое преподавание методики и практических занятий. У нее был экспериментальный класс в начальной школе. Она как-то умела сближаться с людьми, и с легкостью уговорила моего зав. школой оставить меня на постоянной работе и сделать из моего класса базу практики для педучилища. Позже я узнала, что наш зав. школой Айк Каджуни тоже окончил семинарию и был однокашником завуча техникума, а теперь учился в мединституте. Поразительно: ушел совмещать, а мы долго не знали об этом. Это был замечательный человек, умел с людьми работать. Еще один мой преподаватель литературы тов. Швард (Шаварш Вартапедян) и одновременно мой сослуживец по Ростовской школе оставил во мне большой след. В моем формировании как человека и педагога большую роль сыграли мои преподаватели - Закарян Е.Н. (заведующий техникума). Вел он у нас историю классовой борьбы и педагогику. Его жена Ара Сергеевна (методистка) и Швард - преподаватель армянской литературы. Это были всесторонне развитые, образованные, интеллигентные люди высокой культуры, память о них навсегда останется в моем сердце. Высоко моральное, добросовестное отношение к своим обязанностям служило примером и для нас, студентов. Как ни трудно было, жизнь стала для меня интересной и я стала ее познавать. Заработок приносила домой. Мама тоже привыкла и даже стала говорить: почему ты только девочек приглашаешь, пусть и мальчишки приходят, я хоть увижу, с кем ты учишься. Так появилась традиция по воскресеньям собираться у меня. Сначала занимались, потом репетировали очередную живую газету синеблузников, игру шумного оркестра, пьесы, которые готовили к выступлению. Собиралось 12-15, преимущественно, девочек, у нас в техникуме мальчишек было мало. Папа мой работал на торговой базе, там его премировали громкоговорителем (большая черная тарелка), провели радио, тогда передачи были по утрам и вечерам, соседи приходили слушать радиопередачи, наша квартира стала своеобразным "клубом" двора. Но через год-два у многих был свой радиоприемник, и каждый у себя слушал.

   На наших воскресных сборах становилось все интересней. Каждый из нас обязан был за неделю просмотреть какой-нибудь журнал, выбрать интересное - рассказ, стихотворение, событие - и рассказать всем, особенно юмористику любили. Всегда было много смеха, веселья. Мама где-нибудь в углу сидела и шила, старалась делать ручную работу и с удовольствием слушала нас, не вмешивалась, а после того, как разойдутся все, начинала мне высказывать свое мнение, кто, как ей кажется, хорошо говорил или пел, читал, кто приятный и все осторожно добивалась, кто же из мальчиков мне нравится. Я уверяла, что все они для меня одинаковые, и уверяла, что выдержу свое обещание: пока не окончу, замуж не выйду, тем более, эти мальчишки - сами малыши. Она тогда успокаивала и говорила: "Да, эти мальчишки еще молоды, ветер в голове, тебе надо выбрать солидного мужа, самостоятельного человека".