Мемуары_6

В начале лета 1914 года я перешла во второй класс, мне не было еще и полных 8 лет, но для своего возраста я считалась очень развитой. Маму мою опять пригласили в Карс, как хорошую швею, и она меня взяла с собой, а брата и младшую сестру (Ерванда и Тамару) оставила дома с бабушкой и дедушкой. В Карсе мы жили у тех, кого мама обшивала. Преимущественно это были богатые семьи или семьи военнослужащих - офицеров. Мама меня повела в дом, где я родилась, к моему попечителю Теваненц Алексану. Как сейчас помню, этот дом возле каменного моста. В то время его дочь Тигрануи жила в Тбилиси, они купили большой двухэтажный дом по Елизаветинской улице (кажется, N 94), во дворе которого были и одноэтажные дома. В этом же дворе, как квартиранты из Авлабара, переселилась сестра моего отца, муж которой был учитель и занял отцу "капитал" и, хотя давно отец прогорел, капитал "уплыл", а отец остался должником, все еще каждый месяц проценты платили. Значительная часть маминого заработка выплачивалась в счет погашения процентов, а отец так и работал на мыловаренном заводе. В Карсе мама хорошо зарабатывала, а я отдыхала. Больше всего запомнилась мне семья Колтухчян, это какие-то далекие родственники моей бабушки по отцу. Имели какое-то торговое дело - гастрономия или мануфактурный магазин. Братья жили вместе. Старший отслужил в царской армии 25 лет и теперь без семьи, прижился, обслуживал братьев; жалкий, бездетный, все погоняли его - и взрослые, и дети. Второй брат был бездетный, третий имел двух детей и красивую жену. Четвертый брат - мой крестный отец имел четырех детей. Жена у него была властной, чопорной женщиной, а он сам - крестный Гарегин был самый деловой среди братьев и вел все дела. Еще в этом доме жила их сестра - старая дева, тоже прибитая, жалкая, целый день трудилась и от всех получала понуканья, и, наконец, их мать - крупная, добродушная старуха, которая старалась смягчить положение своих обездоленных детей - отставного солдата и старой девы.

   Все три невестки - одна перед другой - важничали. Нельзя было назвать эту большую семью дружной, но внешне все казалось благополучным, ладным и даже их хвалили, что живут дружно. При этом все женщины этого дома делились с мамой и наговаривали друг на друга. Мама же была очень разумной и никогда никому не передавала о том, что ей говорили и о чем делились. Эта семья и этот дом особенно сохранились в моей памяти.

   В одной из семей, где мама шила приданое и венчальное платье дочери - невесте, мы жили две недели. За несколько дней до свадьбы был назначен для невесты банный день - обрядное купание невесты. Целую неделю готовились к нему - убирали, чистили посуду, самовары, готовили еду, собирали одежду и посуду для бани. В день похода в баню у дверей утром стали два фаэтона, в один из них усадили бабушку и ее детей, медные чаны и тазы, черпалки, узлы с одеждой. В другую сели невеста, ее мать и подруги. Приехали в "Нашхун бахник" - так называли лучшую баню г. Карса, потому что стекла окон и дверей были из цветного стекла. Мы сели на скамейки и ждали, как мне показалось, очень долго. Вдруг звонкий голос несколько раз торжественно повторил: "Воды бани открылись...". Двери открылись, и мы вошли в баню. В предбаннике скамейки были застелены полотенцами, над скамейками _ вешалки, на полу подстилки. Все было как-то очень уютно, видимо, подготовлено для торжественного купания невесты. Разделись, завязали в узлы одежду, верхнюю повесили на вешалки, но все женщины натянули на себя шелковые или специальные покрывала, девочек одели в цветные рубашки, а маленькие мальчики остались голенькими. И так вся наша компания зашла в баню, где были каменные круги в виде хаузов. В одном из таких кругов расположились мы и черпалками набирали воду в тазы. Старая бабушка Вартишак начала всем мыть головы, а те, кто помоложе, подавали воду. Мыли головы усердно, по очереди, когда дошла очередь до меня, я не выдержала - ни температуры воды, ни усердия, с каким мне мыли голову, и расплакалась. Мама попросила разрешения у бабушки самой искупать меня. Вообще, отходя от бабушки, все продолжали купаться сами, но в первый раз она должна была мыть голову и тереть. Невесту купали все: одни наливали воду, другие мочалили под покрывалом, расчесывали волосы. Мне казалось, что ее порядком мучили. Я не могла понять, как можно купаться под покрывалами, в рубашке и выдерживать такую жару. Мама меня выкупала, вывела в предбанник, одела и посадила на скамейку. В полдень объявили, что для нас принесли кофе, и вся наша компания вышла из бани в предбанник в мокрых покрывалах, расселась, после чего подали в чашках кофе и яглы (слоеное печенье с медом). Все напились, передохнули и снова вошли в баню продолжать купаться. Было слышно, как напевали хвалебные песни, частушки и купали невесту. Я заснула, на сколько не знаю, когда начали выходить распаренные женщины и одевались медленно, отдыхая, все подходили к бабушке, целовали ей руки и говорили: "С легким паром!". Она в свою очередь целовала их и благословляла. Все целовали невесту и тоже говорили ей и друг другу: "С легким паром!".

   Потом на большом подносе поднесли фрукты: персики, яблоки, груши и виноград. Подносили всем, каждый брал, что хотел, и ел. Все покраснели, распарились, некоторые двигались с трудом. Когда мы возвращались, опять погрузились в фаэтоны, в церквях звонила вечерня, день был на исходе.

   Дома кипел большой самовар, был накрыт стол на обед. Все расселись за столом, обед и чаепитие длились долго. У всех женщин были головы перевязаны белыми косынками. Мужчины тоже всем говорили: "С легким паром!". В честь невесты молодые говорили приятные слова, пили, играл граммофон до позднего вечера. Еще запомнилось, что дня два все бабушки, да и молодые, друг другу говорили: "Голову покрой, надень жакет, после бани простудишься", хотя уже был июнь-месяц. А маленькую девочку Вартуш никак не могли заставить умыться, она все твердила: "Я вчера была в бане, не буду умываться!". Я на всю жизнь запомнила Карскую баню. Говорили, что обычно так совершали поход в баню в месяц два раза.

   Через несколько дней состоялась свадьба. В доме невесты был накрыт богатый стол. В комнате, где одевали невесту, собрались ее подруги. Мама моя была в главной роли. В большой коробке привезли одеяние и фату с восковыми белыми цветами (оказывается, по обычаю, весь наряд невесты присылает Посаженный кум - Кавор, по-армянски. Это по его заказу мама шила невесте венчальное платье). Процесс одевания невесты длительный, с песнями, восхвалениями, смехом и прибаутками. Наконец, поднялась суматоха, приехали за невестой жених и родня. Расселись за торжественный стол, заиграла армянская музыка (сазандар). Жених с друзьями и кумом подошли к двери невесты с песнями и с просьбой вывести. А там так разрыдалась невеста, что будто душу раздирала. Сказали, что ее должны увезти из родительского дома навсегда, поэтому она плачет. Мне стало жаль ее, я тоже расплакалась и кричу сквозь слезы, тяну за платье матери невесты: "Зачем Шушик, гоните из дома, не жалко Вам?". Невеста обняла меня и, не переставая плакать, тихо в мое ухо шепнула: "Успокойся детка, я и плачу, и пойду, такова доля девушки..."

   Вывели невесту, говорили тосты, пили, пару часов попировали, после чего вывели невесту со двора и посадили в карету жениха. Туда же определелили кума, меня и мальчика, моего ровесника с цветами на груди. Мне и мальчику дали в руки толстые свечки, украшенные большими бантами с золотыми полосками и восковыми цветками, и сказали, что мы должны нести зажженные свечи: я - рядом с невестой, а мальчик - рядом с женихом. Я была одета красиво, с распущенными волосами, с большим белым бантом. Карета двинулась медленно, а за ней - фаэтон, переполненный гостями. Приехали в церковь, там было много народа, ярко освещено, священник что-то читал, дьячок тоже подпевал, над головами венчающихся держали короны, пел церковный хор. Мне все это - как мы стояли со свечами рядом с женихом и невестой - показалось очень долгим. Мы вышли из церкви и снова расселись по фаэтонам. Но только проехали до угла (уже было темно), как нас остановили, и накрытый напитками и закусками стол перекрыл дорогу. Нас вывели на улицу, заиграла музыка, начались тосты, песни, пляски, на стол бросали деньги (видимо, тем, кто оказал честь встретить венчавшихся с накрытым столом). Вскоре опять сели в карету, и фаэтоны двинулись дальше. Так несколько раз нас останавливали на перекрестках, а ближе к дому жениха все уже шли пешком, а карета и фаэтоны медленно двигались позади - пустые или с пожилыми гостями. Горели не только две наши свечи, но и много разных факелов; звучали песни, шум, музыка. И так продолжалось, пока дошли до двора жениха. У порога в дом встретили с караваем жениха и невесту, подложили тарелку под ноги жениха. Он разбил, потом на разбитую тарелку наступила невеста и вместе с ним зашли в дом. В большом зале были богато накрыты столы. В центре посадили жениха и невесту. Пока пили первый тост, я и мальчик с зажженными свечами (как и во дворе) были рядом с женихом и невестой, потом нас отпустили. За полночь меня мама пристроила спать. На рассвете я проснулась, когда все гости были во дворе, пели красивые песни (специальную предрассветную и другие), вывели невесту танцевать, все бросали деньги, азартно хлопали. Я спросила, зачем бросают деньги. Сказали, что для музыкантов, а я-то думала, что для жениха и невесты. Мы вернулись в дом невесты, а ее оставили у жениха. Мне было так жалко ее: как это ее из своего дома отдали в другой, чужой, и не могла понять, как не жалко матери отдать чужим свою дочь! Мне казалось, что моя мама никому не отдаст меня, потому что очень любит меня...