В феврале 1942 года я вернулась в Москву и приступила к работе в Библиотеке, которая продолжала оставаться центром помощи военным в расшифровке немецких военных материалов, особенно написанных готическим шрифтом, и в обучении наших военных готическому шрифту.
Об этом времени я писала Вере Александровне Артисевич в Саратов, с которой дружила с середины 1930-х годов.
Москва, 15. VI. 42.
Милая Вера Александровна, на днях узнала, что ты вновь в Библиотеке. Это хорошо и плохо. Хорошо для Библиотеки, пожалуй, для тебя, плохо для университета.
Мы готовим выставки, вечера, издания, обзоры, посвященные англо-американской литературе. В июле созываем сессию Ученого совета Библиотеки по вопросам развития культурных связей СССР, Англии и США. Готовим к печати несколько работ. Работа Библиотеки опять ширится, становится актуальной и полностью захватывает. Высылаю тебе статьи об этом. Вновь хлопочем о новом помещении. В Наркомпросе тоже оживление — координация библиографической работы через Ленинскую библиотеку. Больше всего жалко, что нет печатного органа — поделиться всем библиотекам есть чем. Пиши мне, что тебя интересует. Отвечу с удовольствием.
М.Рудомино.
Вернувшись в Москву, я жила у Марии Николаевны, так как в нашей квартире на Мясницкой, 17, еще жил Юрий Николаевич с семьей. У Марии Николаевны жила и Ляля[1], и мы с ней очень подружились, и, после того как из нашей квартиры Юрий Николаевич выехал к себе, Ляля перебралась ко мне на Мясницкую. Жить у себя в Конюшковском переулке она не хотела — слишком сильно та квартира была связана с арестом Сергея. В июне в Москву вернулся и Адриан, и мы зажили все втроем у нас дружной семьею.
Было очень голодно. Ляля от Боткинской больницы получила участок под картошку на поле Московского ипподрома. Общими усилиями вскопали его и посадили картофель, но урожай был мизерный. Все время хотелось есть. Помню, как однажды летом 1942 года заведующая кремлевской библиотекой добыла мне из кремлевского буфета бутерброд с красной икрой, я была потрясена, отнесла его домой. На всю жизнь запомнила, как мы — Ляля, Адриан и я — разглядывали его, словно чудо. Каждый отказывался в пользу другого, наконец разделили на три части и вмиг проглотили.
Адриан сразу по приезде в Москву поступил на учебу в Московский авиационный институт (МАИ). Одновременно работал в мастерских МАИ. Занимался разборкой сбитых самолетов. Получил рабочую продовольственную карточку. Но в августе 1942 года весь I курс МАИ был призван в Армию и направлен в Военное училище химической защиты Красной Армии. После его окончания осенью 1943 года, в звании лейтенанта, Адриан был направлен на 1-й Белорусский фронт в 65-ю армию генерала Батова. По дороге на фронт он в октябре проезжал через Москву и останавливался дома на 2 дня. Возмужалый, самостоятельный. Адриан освобождал Минск и Варшаву, участвовал в Берлинской операции. Был награжден орденами и медалями. Из Армии демобилизовался только в начале 1947 года.
Марианна с Анной Ивановной с детским садом Наркомпроса осенью 1942 года были переведены в город Оса Пермской области. С ними вместе был и Андрюша Оппенгеймер. Василий Николаевич остался в Саратове один. В квартире, где мы жили, его, конечно, тут же уплотнили. Жизнь его была тяжелой. Саратовское начальство Издательства Госплана, в котором он работал, не отпускало его в Москву. Он вернулся только весной 1943 года и стал работать на прежнем месте. В октябре вернулись из эвакуации Марианна с Анной Ивановной.
Итак, наша семья, только без Адриана, собралась в Москве. Жить стало сразу радостнее и светлее. И время пошло быстрее. Вообще, военные годы были очень долгими.
Но у меня и Василия Николаевича начались очень тяжелые и длительные командировки по городам страны. В апреле 1943 года я была командирована в город Энгельс (бывш. Покровск) — столицу ликвидированной в 1941 году Автономной республики немцев Поволжья. Я должна была решить судьбу оставшейся от Республики немцев Поволжья Городской библиотеки. Было решено передать ее фонды в городские библиотеки целого ряда провинциальных городов.
А весною 1944 года ездила в командировку в Ленинград в Публичную библиотеку имени М.Е.Салтыкова-Щедрина. Город был еще затемнен, сильно разрушен. Везде чувствовались последствия голода. Руководители Библиотеки рассказали мне, что в блокадное время шла подготовка к взрыву основных промышленных предприятий и объектов культуры Ленинграда, чтобы они не достались немцам. Это относилось и к Салтыковке. Я была потрясена.
Свободное копирование
