Вместе со мной тогда отказали в регистрации еще нескольким людям, которые могли существенно повлиять на результаты и ход президентских выборов. Прежде всего, это была Галина Старовойтова. Мы дружили с ней с 1990 года. Ельцин сильно подставил Галину Васильевну еще в 1992 году и с тех пор избегал даже встреч с ней, чувствуя себя очень неловко. Все же у Бориса Николаевича были рудименты совести, проявлявшиеся хотя бы таким бесполезным образом.
Как рассказывала мне сама Галя, когда приезжала в очередной раз в Лондон и мы сидели в ресторане старинного английского клуба «Крокфордс», Ельцин предлагал ей в 92-м году стать вице-президентом России. Она была тогда советником Бориса Николаевича, с мнением которой он считался, и если бы так и продолжалось, то Россию могли бы миновать большие беды: от утраты страной величия среди мирового сообщества до расстрела парламента в 1993 году. Однако Ельцину кто-то нашептал исподтишка, что надо заручиться поддержкой армии на выборах президента, значит, приблизить к себе какого-нибудь популярного военного. Так в последний момент он «кинул» Галину Старовойтову и практически ниоткуда появился генерал Руцкой, ставший вице-президентом России. Галя говорила с возмущением, что Ельцин просто перестал брать трубку телефона, когда она звонила, и поручил Коржакову, видимо спевшемуся тогда с Руцким, всячески препятствовать их встречам. Гале даже не объяснили толком, что она была уволена из советников: просто перестали с ней общаться, и она сама поняла, что больше ходить в Кремль незачем.
Она была удивительной женщиной, обладавшей острым умом и огромными знаниями в мировой политике, в которой существовала как настоящая звезда первой величины. Я слышал, что собирались издать книгу «Галина Старовойтова – жизнь после смерти», но сам эту книгу так и не видел. О боже мой, как жаль, что не сама она оставила миру свои воспоминания, а кто-то сделал это за нее. Галю расстреляли в подъезде дома, где она жила в Санкт-Петербурге, но это случилось гораздо позже, 20 ноября 1998 года.
А тогда, в начале 96-го года, мы посоветовались с ней и решили подать в Верховный суд иск против решения Центральной избирательной комиссии, отстранившей нас от участия в выборах президента России.
Время рассмотрения наших исков тянулось, я подал первым, и поэтому мой процесс должен был стать прецедентом. Если бы Верховный суд обязал Центральную избирательную комиссию зарегистрировать меня на выборах, следовавшим за мной Старовойтовой и еще нескольким отвергнутым кандидатам было бы обеспечено аналогичное решение.
Нам удалось доказать, что со стороны избирательной комиссии до принятия решения была произведена фактическая фальсификация. Эти доказательства основывались не только на расчетах времени, о которых я уже упоминал, но и на демонстрации этих фальсификаций прямо в зале суда!
Я обратился к судье с предложением прямо тут же провести эксперимент. Взять любую из отбракованных папок, чтобы те же самые эксперты могли на глазах у присутствовавших зрителей и журналистов отметить, какие подписи они посчитали недействительными.
– Вы согласны на такой эксперимент? – спросил судья у представителя Центральной избирательной комиссии.
Им ничего не оставалось делать, как согласиться. Государственный обвинитель, прокурор, защищавший в суде Центральную избирательную комиссию, заартачился и потребовал сначала точно сформулировать суть эксперимента.
Слово дали мне для пояснения.
– Все очень просто. Если эксперты смогли в течение трех дней проанализировать тысячу двести тридцать папок, то им не должно составить труда проанализировать еще раз любую из них за несколько минут! У нас есть список замечаний и порядковых номеров подписей, признанных недействительными, и мы сравним, совпадут ли номера, отобранные экспертами, с этим списком, составленным две недели назад при отбраковке.
Экспертиза, проведенная на глазах у судьи, показала, что я был абсолютно прав. Почерковеды выявили несколько подписей, напоминавших им друг друга, и назвали их недействительными, но все они оказались другими в сравнении с ранее отмеченными при экспертизе в Центризбиркоме.
Получалось, что мои претензии были доказаны. Я выигрывал процесс, и мне казалось, что Березовский и председатель Центральной избирательной комиссии Рябов будут публично посрамлены. В голове уже мелькали планы объединения с Галиной Старовойтовой в один союз, в котором я был готов уступить ей лидирующее место.
Тут в зал заседания Верховного суда непосредственно судье принесли какую-то записку. Он прочел ее молча, встал и объявил:
– Процесс приостанавливается.
Судья вышел из зала, все остались в полном недоумении его ждать. Это был факт поразительный не только для журналистов, но даже для моего адвоката, повидавшего многое в своей жизни. В зале суда остались ждать судью: прокурор, адвокаты, ответчики, заявитель, эксперты, свидетели и больше пятидесяти человек публики. Судья безо всякого объяснения отсутствовал почти сорок минут.
Мне сообщили, что чуть раньше к зданию Верховного суда подъехал правительственный «ЗИЛ» с охраной, из которого вышли несколько человек, поднялись в кабинет председателя и вызвали всех верховных судей прямо с процессов для срочного совещания. Позже я узнал, что одним из приехавших был секретарь Совета безопасности России Олег Лобов, другие, видимо, были из ФСБ.
Всем судьям просто промывали мозги, после чего наш судья появился в зале совершенно убитым, не захотел никого слушать и сообщил, что суд удаляется для вынесения приговора.
Уже через пятнадцать-двадцать минут он вновь вошел в зал и зачитал короткую версию решения Верховного суда России: «Признать действия Центральной избирательной комиссии правомерными». Не поднимая глаз на присутствующих, какой-то скукоженный от навалившегося на него гнета власти, судья тут же срочно ушел за двери, и я больше никогда его не видел. Российское правосудие было представлено во всей красе!
Следом за мной точно такой же приговор вынесли по делу Галины Старовойтовой, а для того, чтобы не казаться совсем уж ангажированным, суд вынес и одно положительное решение: разрешил баллотироваться в президенты господину Брынцалову, от которого ничего, в сущности, не зависело.
Эх, мне бы тут остановиться, но я решил идти за правдой до конца. Сначала я подал апелляцию в Президиум Верховного суда России. Она была рассмотрена уже после начала выборов, и, конечно, Президиум подтвердил законность решения самого суда. Выше оставались только три инстанции: Конституционный суд России, Европейский суд по правам человека в Страсбурге и Господь Бог!
И я решил подавать в Конституционный суд России теперь уже иск о признании состоявшихся выборов президента Ельцина недействительными, так как более пяти миллионов человек, поставивших свои подписи под листами по выдвижению кандидатов и получивших отказ в регистрации избирательной комиссией, были фактически лишены своих прав на свободу выбора.
Нужно было набрать девяносто подписей депутатов Государственной думы под моим заявлением в Конституционный суд, изготовить тридцать две копии необходимых документов и заверить все документы у нотариуса. Я собрал целых сто семь подписей депутатов. Первыми, кто подписался под моим посланием, были Жириновский и вся его команда. Меня поддержали «Регионы России», в «Яблоке» очень долго совещались, в результате чего несколько человек все-таки подписались, но не сам Явлинский.
Когда я сдавал документы, мне удалось встретиться с председателем Конституционного суда России Зорькиным. Он произвел на меня впечатление человека умного и даже порядочного.
Зорькин сказал мне:
– Уважаемый Артем Михайлович, по этим бумагам мы должны признать выборы недействительными, Ельцина не президентом, закон о выборах несоответствующим Конституции России и срочно отправить его на доработку в Государственную думу, передав власть в стране на это время Черномырдину, как премьер-министру. Вы этого хотите добиться? – Зорькин посмотрел на меня внимательно, словно оценивая мою дееспособность. – Неужели вы считаете, что такое возможно в наше время? – закончил он вопросом, сильно понизив тон.
Конечно, я так не считал. Я понимал, в какой стране живу, понимал, что эти действия, кроме внутреннего удовлетворения от мысли о том, что я сделал все, что мог, ничего не принесут. Но я действовал так, потому что не мог иначе. Так диктовали моя совесть и, возможно, гены, унаследованные от благородных предков.
Конечно, моя жалоба в Конституционный суд канула в вечность, а я вскоре чудом избежал ареста, так как дело 1991 года было возобновлено. Мне пришлось срочно уехать во вторую эмиграцию в Англию, а, может быть, Бог вновь уберег меня от трагической участи Галины Старовойтовой…
Свободное копирование
