Кроме того, по степи были разбросаны поселения оренбургских казаков, которые не относятся к азиатским племенам, но так давно поселились в здешнем глухом краю, что постепенно выработали что-то вроде племенной организации. Казаки — одновременно и крестьяне, и конники, которые часть времени проводили в кавалерии, а остальное время обрабатывали собственные земельные участки. Они придерживались русской православной религии, по крайней мере, в то время, что я впервые с ними познакомился, и держались подчеркнуто отдельно от мусульманских кочевых племен.
Казаки, профессиональные военные, все принимали активное участие в мировой войне и других сражениях. При некоторых кампаниях они оказывались далеко в Европе и получали новые впечатления о мире. Возвращаясь на Урал после всех войн, они давали новые названия городкам и деревням, в честь городов, о которых узнали за границей.
Разъезжая вокруг Кочкаря, я натыкался на казацкие деревни Париж, Берлин, Лейпциг. Казацкие деревни представляли собой живописное зрелище в праздничные дни, когда мужчины надевали яркую царскую униформу и разгуливали вдоль по улице, нередко поднимая тосты за царя и ругая новое правительство. В те дни на такое поведение еще смотрели сквозь пальцы.
Однажды я пересекал степь на единственном автомобиле, принадлежащем рудничной администрации, американском, не новом и довольно капризном, который использовали только для дальних поездок.
По мере приближения к казацкой деревне мы издалека увидели будто бы пыльную бурю. На ближней дистанции это оказалась всеобщая свалка, где принимали участие практически все мужчины и женщины в деревне.
Оружием служило все, что попадалось под руку, включая немаленькие камни, а также балалайки и гармошки, на которых, видимо, играли, пока не началось сражение. Когда волнение улеглось, мы спросили участников, в чем дело, и узнали, что день соответствует крупному церковному празднику — Троице — когда по традиции положено решать разногласия, накопившиеся среди родственников, друзей и соседей.
Праздновали два дня в июне. Утром первого дня все жители деревни надевали лучшую одежду, и те, кто мог себе позволить, настилали ковровую дорожку от дома до церкви. Все шли в церковь, отстаивали службу, увлеченно или не очень, затем возвращались домой, сворачивали ковры до следующего года и начинали навещать друг друга, из дома в дом.
Везде непременно подавали крепкие напитки, и после нескольких визитов водка оказывала свое действие. Когда все напивались достаточно для поставленной цели, начинали припоминать споры предыдущего года, оскорбления и обиды, оставшиеся без ответа. Они доводили себя до белого каления, тут-то и начиналась драка.
По традиции, всеобщая свалка продолжалась днем и вечером первого дня и утром второго, с перерывами, разумеется, на подкрепление в виде напитков. Предполагалось, что к вечеру второго дня все протрезвеют и забудут свои разногласия до следующего года. Казаки уверили нас, что традиция очень полезная, поскольку в любое другое время, стоит возникнуть пререканиям, кто-нибудь обязательно напомнит, что стороны могут уладить спор на Троицу, так что в деревне царил мир триста шестьдесят три дня в году.
Когда я привел Кочкарский рудник в рабочее состояние, мне предложили объехать окружающие золотоносные участки, там я и наблюдал жизнь других племен, кочующих по степи со своими стадами, и вряд ли знавших, что большевизм вообще существует. Эти племенные группы расселились по всему Южному Уралу и по бескрайним степям Казахстана, большой советской республики к югу от Урала.
