Воскресенье, 17 февраля.
Бенедиктов читал свои стихи, посвященные Ивану Карловичу, под заглавием «Вход запрещается!»[1] Иван Карлович уверяет, что он всюду читает эту надпись, начиная с Исаакиевского собора, где она написана на четырех языках, на всех храмах, храме искусств и храме счастья, и даже, когда пробовал он заглянуть в сердце женщин, говорит он, то и там он находит всегда ту же надпись.
Понедельник, 18 февраля.
Вчера ездили поздравлять именинника Федора Николаевича и, выходя из кареты, столкнулись с Осиповым, который уже возвращался от них. Посетителей там было столько, что не успевали отворять и затворять двери.
Дома нашли Полонского с Мишей Смирновым и Сережей Оболенским, воспитанниками его; они у нас обедали. Сегодня только что мы встали, как уж и уехали по лавкам, и между прочим мама выбрала себе сегодня новую коляску. За завтраком была Лиза Шульц; а после завтрака разбирала я с Михаилом Алексеевичем[2] «Травиату», в четыре руки. Он все пристает ко мне, чтобы я продолжала заниматься музыкой, но ведь правая рука моя так слаба, что я никак не могу хорошо играть, и пишу оттого же дурно. Теперь он, кажется, и сам в этом убедился.
Должна записать одну странность Гоха. Сегодня поехала я к нему с Колей. Приезжаем и спрашиваем у отворившего дверь мальчика, дома ли. Мальчик говорит: «Дома, но Елизавета Андреевна в постели». На вопрос, что с ней, мальчик улыбается и ничего не отвечает. Вышел Иван Андреевич и повел нас к себе в кабинет. Спросила я и у него, что с Елизаветой Андреевной. «Так, — говорит, — нездорова», — и больше ни слова. Посидели мы немножко и встали, говоря, что не хотим беспокоить его, так как у него больная. Но он не пускал. Пришлось посидеть еще. Когда же я окончательно поднялась, он вдруг спрашивает: «Хотите зайти к жене?» — и повел; меня к ней. У дверей ее спальни слышу, вдруг раздается плач новорожденного ребенка «Это что такое?» — спрашиваю. «Это моя девочка», — отвечает он. «Что же вы раньше не сказали? Мы бы вас поздравили». — «Да что тут интересного, — отвечал он, — и стоит ли об этом говорить». У Елизаветы Андреевны я пробыла одну минуту. Их девочке Лиле всего еще пятый день. Андрюша и Маня в восхищении, что у них новая сестрица.
Свободное копирование
