Взошло солнце. Потеплело. Нужно было покидать своё тёплое убежище и искать спасения. Я отчётливо понимал, что вторую ночь мне здесь не выжить. Дожидаться помощи своих было опасно, ибо лощина обстреливалась немцами и находилась под их контролем. Скорее можно было дождаться второго прихода сюда немцев.
Попытался подняться, но невыносимая боль в ноге и головокружение свалили меня. Я подобрал лежащую невдалеке палку и, опираясь на неё, стал медленно передвигаться к дорожке, ведущей в село. Каждое движение отдавалось сильной болью в колене, из-за которой я не чувствовал боли от нескольких других ран, которые я успел обнаружить, если не считать того, что совсем не видел левым глазом.
Было тихо. Только изредка слышны были одиночные выстрелы и короткие автоматные очереди. Я так ослабел, что приходилось отдыхать через каждые 10-15 минут. И всё же, к полудню мне удалось добраться до поля. Были видны белые хаты на краю села и слышен лай деревенских собак.
Двигаться в село через открытое поле днём было опасно, так как я стал бы живой мишенью. Решил дождаться сумерек и уж тогда рискнуть добраться до села. Уверенности в том, что там ещё находятся наши части не было. Я отполз от дорожки и устроился на сухом месте под кустарником. Мучила жажда. Чувствовал, что появился жар. Невдалеке паслась корова, и одолевала мысль подползти к ней и попытаться надоить молока. Но силы покидали меня и я то ли уснул, то ли потерял сознание. Очнулся, когда начало темнеть, от услышанной поблизости русской речи. Собрав последние силы, я позвал на помощь. Подбежали два солдата. По наличию у них сумок с изображением красного креста, я догадался, что это наши санитары. Они напоили меня водой, дали несколько глотков спирта и, соорудив самодельные носилки, потащили к селу. Двигались ползком, так как поле простреливалось. Добрались благополучно и довольно быстро. Меня занесли в чистую комнату, посреди которой стоял стол, покрытый белой скатертью, уставленный фруктами, овощами, творогом и приятно пахнущей колбасой. Вероятно это была хата медсанчасти полка. Санитары пытались меня накормить, но, кроме молока, я ничего не мог есть. Одного из санитаров звали Васей и он был рыжим, почти красным. Его доброе отзывчивое лицо я помню до сих пор. Вася сказал, что из села все ушли,нужно уходить и нам. Он измерил мою температуру и заторопился. Меня раздели, сняли сапоги, наскоро перевязали раны и уложили на телегу, стоящую в хлеве. Запрягли лошадь, и мы покатили к какой-то небольшой железнодорожной станции.
По дороге я несколько раз терял сознание. Боль в ноге всё усиливалась. На станции дождались санитарного поезда, следовавшего на станцию Лозовая. Мест в поезде не было и меня уложили в проходе. Пришёл врач, бегло осмотрел мои раны, пощупал пульс и велел сделать несколько уколов.
В сознание пришёл в госпитале. Как мне стало известно позднее, он находился на станции Лозовая. Я лежал в небольшой палате, где, кроме меня, было ещё несколько тяжелораненых. В палате было тепло, чисто и тихо. Изредка слышались стоны. Подошла сестричка и предупредила, что меня вскоре повезут на операцию. Не было сил даже что-либо ответить ей. Пробежали только мысли о последнем бое с немецким десантом, о страхе и бессилии перед вражескими танками, о друзьях-товарищах Боре и Жене, о лейтенанте Скибе и Василии Степановиче. Что с ними теперь? Взяли ли Красноград?
Подкатили стол на колёсах. Два санитара легко перенесли меня с кровати и покатили в операционную. Было очень больно от любого толчка или прикосновения. Операцию делали под наркозом. Я проснулся ночью и понял, что наложили гипс, лишивший меня возможности даже сидеть. Оказывается было ещё ранение в поясницу. Я мог лежать только в одном положении на спине. Меня напоили из чайника каким-то бульоном. Боль утихла и мне стало немного легче.
Через несколько дней в палату привезли тяжелораненого молодого бойца, которому тут-же ампутировали ногу. Когда он, после операции, пришёл в сознание, то рассказал, что участвовал в повторном штурме Краснограда. Кроме нашей дивизии в нём участвовали другие воинские части, оснащённые артиллерией и танками. Много наших солдат полегло в том штурме, но город освободили.
Стало как-то легче на душе от того, что не зря пострадал я в том, последнем для меня, сражении большой войны, которая только по настоящему ещё начиналась.
Я вступал в новую битву за собственную жизнь, в которой никто не мог предсказать, кто окажется победителем.
Свободное копирование
