Наша Маша - 88

2.10.59.

Вечером вчера были гости: тетя Ляля, тетя Катя Пластинина и, самое главное, — тетя Нина Колышкина со своим внуком Мишей.

Правда, этот гость кроме радости доставил Маше немало хлопот. На приветливое “здравствуй” и протянутую руку этот мрачный высокомерный господин никак не ответил, рука Машина повисла в воздухе. Не пожелал он вступить в беседу и с нашим братом, взрослыми.

А Маша... Маша показала себя во всем своем репертуаре. Весь вечер она вела себя чинно и благородно. За столом сидит как большая, говорит слегка в нос, у зеркала, как большая, поправляет свои крысиные косички. Покровительственно, как взрослая, обращается к Мише (который лишь на полгода моложе ее):

 — Скажи спасибо. Дай ручку. Сядь вот сюда.

Но время берет свое. Пора спать. Нервы у девчонки устали. И вот на глазах у почтеннейшей публики — и у ошеломленного Миши тоже — Машка закатывает дикий рев. Ей не дали варенья, и она, рыдая, просит:

 — Одну ягодку! А-а-а-а! Одну ягодку! Одну только ягодку! Одну ягодку дайте!..

* * *

Сегодня много думал об этом Ниночкином Мише и о Машке. О воспитанности. Об этикете. О так называемых хороших манерах.

Нужны ли они? Не глупости ли это, не предрассудок ли, как считают многие?

Думаю, что не глупости и не предрассудок.

Вспомнил сейчас историю этого вопроса в нашей семье. Отец рос в среде демократической и патриархальной, где от ребенка требовали истовости и чинности (особый вид хороших манер), но совершенно не знали всех этих ухищрений “хорошего тона”. Не представляю себе, как у отца обстояло с этим в Елисаветградском юнкерском, заведении довольно аристократическом. По-видимому, таких, как он, было там немало. Отец рассказывал, что перед самым выпуском стало известно, что на церемонию производства в училище прибудет Николай II. И вот из Петербурга был срочно выписан француз-гувернер, который в течение двух недель с утра до ночи “жучил” и “натаскивал” будущих офицеров.

Можно было ожидать, что такое форсированное насилие вызовет отпор, на всю жизнь породит неприязнь и даже отвращение. Получилось наоборот. Отец на всю свою короткую жизнь зарядился, пропитался этими хорошими манерами и требовал, чтобы и мы их соблюдали.

Нас учили:

сидеть за столом прямо;

не ставить на стол локти;

не чавкать;

держать правильно ложку, вилку и нож;

здороваясь со взрослым, не протягивать первым руку;

не размахивать вилкой;

не перебивать взрослых;

не держать руки в карманах;

не есть с ножа...

Таких правил очень много, и у каждого из них есть свой резон. За каждым стоят или требования гигиены, или эстетики, или просто удобства. (И притом не только твоего собственного удобства, но и удобства ближнего.) Этими правилами и я пропитался, многие из них не растерял даже в годы своего бездомного детства, в годы скитаний и беспризорничества...

Вот и Машку мы тоже учим и жучим. Кое-что “критически отметаем”, но основное берем, так сказать, на вооружение.

* * *

У нас часто вспоминают чеховские слова о том, что в человеке все должно быть красиво: и мысли, и костюм, и то-то, и то-то...

Не помню, говорил ли Чехов о манерах, о красоте внешнего поведения человека. Но если мы обращаем внимание на словарь, на фразеологию человека, на его костюм, цвет галстука или сорочки, то не следует ли нам столь же требовательно следить и за тем, как мы стоим, сидим, едим, ходим и так далее.

В Малеевке, в Доме творчества, я наблюдал за одним известным нашим лингвистом. Почтенный и уже немолодой человек этот давно и с большой страстью борется за чистоту и красоту нашего русского языка. Честь и слава ему! Но надо было видеть, как он ест!.. Навалился всем туловищем на стол, голову наклонил так, что лысина видна, подбородком вот-вот нырнет в тарелку, вилкой и ножом размахивает, будто лезгинку пляшет... И при этом жует и глотает столь шумно, что, кажется, занавески на окне вот-вот начнут колыхаться.

Нет, как бы красиво, на каком бы изысканно чистом русском языке ни говорил мой уважаемый и ученый сосед, считать его по-настоящему воспитанным, культурным человеком я не могу. И я бы не хотел, чтобы наша Машка ему подражала.

Когда я смотрел на него, я, грешный человек, думал:

“Лучше уж говори “одень” вместо “надень”, только не чавкай так громко...”

* * *

После обеда гуляли с Машкой часа полтора в парке Ленина.

Шли по дорожке. Обогнал нас мальчик лет 14-15. Прошел мимо, потом вернулся, подходит к Маше, нагибается и протягивает ей что-то:

 — На тебе, девочка, желудь!

И пошел дальше. Я не знал, как поблагодарить этого милого парня.

Очень громко говорю Маше:

 — Ты сказала спасибо дяде?

* * *

Утром сегодня объявила бабушке:

 — Я ночью с горшка трахнулась!..

Да, было такое дело. Но откуда это слово?