Но вот мы, наконец, в своей квартире в Москве. Первым делом надо отклеить полоски бумаги, наискось перечёркивающие окна. Попавшая в наш переулок бомба взорвалась в отдалении, и стёкла, к счастью, не разлетелись. Окна у нас в одной комнате – это и рабочий кабинет, и родительская спальня. Вторая, тёмная, проходная – столовая и моя обитель.
Просыпаясь утром, я вижу повешенный по моей просьбе фотопортрет Великого вождя с заретушированными оспинами на лице. Рядом висит отцовский большой цветной плакат, рекламирующий фильм «Первая перчатка»: фоном крупно – лицо актрисы Чередниченко, а поближе фигурки дерущихся боксёров и знаменитый Володин в роли тренера, получившего случайную оплеуху.
Другой его плакат сбоку от кровати – тоже большеформатный, цветной: смеющаяся девушка в коротком красном, с белой оторочкой, тулупчике (в каком я увижу Санта-Клауса в далёком будущем), на заснеженной опушке куда-то увлекаема вожжами. Это героиня фильма «Здравствуй, Москва!».
Тогда мне сказали, что фамилия актрисы Стравинская. Вышедшей в 45-м году картины я так никогда и не видел, а вот песню из неё слышал тысячу раз, да и все мои сверстники тоже. Помните?
Мы идём, мы поём,
Мы проходим по проспектам и садам,
Мы идём, мы поём,
и навстречу улыбаешься ты нам.
Москва, Москва,
летит к тебе народная молва,
Ты всегда молода, дорогая моя Москва.
Собственно, песня эта и утвердила в исторической памяти название забытой киноленты. У меня же при звуках этой песни перед глазами всплывает плакат на стене первого моего жилища.
Наше жильё находится рядом с входной дверью, и нам не нужно проходить по длиннейшему коридору. Он упирается во всегда закрытое окно и заворачивает направо. Там просторная ванная комната. Правда, без горячей воды. Есть и сама ванна. Но в ней отваживалась купаться только одна довольно странная семейная пара: муж-акромегал и субтильная супруга, обитавшие в крошечной каморке позади кухни у чёрного хода.
Подле ванной комнаты – «место общего пользования» с вечной утренней очередью. И кухня с собственными столами и дефицитными конфорками. Да и как их может хватать, если в квартире живёт одиннадцать семей, и народонаселение далеко переваливает за три десятка. Причём если состав обитателей нашей «слободки» варьировался, то число неуклонно росло, в апогее достигнув тридцати семи.
В этой связи показательна ситуация, когда я уже учился в институте, и меня по имени окликнула девушка с моего курса:
– Мы знакомы? – поинтересовался я.
– Да мы же жили в одной квартире…
Вообще я, да и мои родители без особой нужды в коридор не выходили. В прихожей стояла электроплитка, рядом кувшин с водой и на табуретке таз для умывания.
Слащавые картины из советских фильмов, превозносящие прелесть коммунальных отношений, никак не соотносились с атмосферой в нашей квартире. Никаких особых дружб и хождений в гости друг к другу не было.
Один низкорослый сосед Григорьев, ходивший с тяжёлой кобурой на поясе и ни с кем не здоровавшийся, вселял трепет, говорили, что он «начальник кадров» или ещё поглавнее.
Седая, немолодая, но пребывающая в вечном движении, сующая нос во все дела, любительница подглядывать в замочные скважины и при первой возможности затевающая шумные свары тётя по имени Федосья снискала титул «первой стервы двухсот квартир нашего дома».
Розовый быт всеобщей любви, открытости и добросердечия жильцов коммуналок, представленный на суд почти сорока миллионов кинозрителей и несчетного количества телезрителей фильмом «Романс о влюблённых», можно отнести к разряду мечтаний или фантазий.
Кадр из художественного фильма «Романс о влюблённых»
А ведь действие ленты Михалкова-Кончаловского разворачивается в квартирах и во дворе-колодце как раз нашего дома.
Уже поднабравшийся кое-какого опыта жизни в общей квартире, я с известным резервом позднее смотрел эту отлакированную, словно полотна художника Александра Лактионова, киноленту.
