Я хотел уже кончить это письмо, как вспомнил, что я еще не сказал вам о самом лучшем украшении Малаги -- о ее женщинах, составляющих вместе с гадитанками (женщинами Кадиса) аристократию женщин Андалузии, которую народная пословица истинно недаром зовет "страною красивых лошадей и красивых женщин -- el pais de buenos caballos у buenas mozas". Но, как я уже говорил вам, здешняя красота вовсе не походит на ту условную красоту, которую признают только в греческом профиле и правильных чертах. Совершенно противоположна античному и европейскому типу красота андалузских женщин: они не имеют того величавого и несколько массивного вида, каким отличаются итальянки; все они очень небольшого роста, гибкие и вьющиеся, как змейки, и более приближаются к восточной, нубийской породе, нежели к европейской. Но самая главная особенность андалузской женской породы состоит в совершенной оригинальной грации, в этом неопределимом нечто, которое андалузцы называют своим многозначительным словом sal -- солью, и вследствие этого женщин -- sal del mundo, солью мира. Под этим словом андалузец разумеет все, что делает женщину привлекательною, помимо ее красоты, -- ее остроумие, ловкость ее походки, несколько удалую грацию ее движений, скромную, наивную и вместе вызывающую, которую имеют только женщины Кадиса и Малаги. Отсюда слово salero, которое в Андалузии слышится беспрестанно между простонародьем; даже простой народ здесь до такой степени любит эту женскую, если можно сказать, замысловатую грацию, так чувствителен к ней, что если по улице идет молодая женщина, которой походка отличается этою особенною, андалузскою ловкостию, то со всех сторон слышится ей вслед: jque salero! jque salero! Отсюда выражение cuerpo salado (соленое тело), dona salada (соленая женщина) и проч.
Действительно, южная андалузка вся состоит из женской прелести; ее грация не есть следствие воспитания, это особенный дар природы, слившийся с их историей, с их нравами и принадлежащий только одним им, потому что он равно разлит в женщинах всех классов. Можно сказать, что андалузка не имеет нужды в красоте: особенная прелесть, которая обнаруживается в ее походке, во всех ее движениях, в манере бросать взгляд (ojear), в движимости их живых физиономий, -- одна сама собою, помимо всякой красоты, может возбудить энтузиазм в мужчине. "В твоей одежде нет ваты, нет подделок и крахмала, твое тело все из крепкого мяса", {*} -- говорит народная андалузская песня, и это совершенно справедливо; андалузки не нуждаются в подобных прикрасах женского туалета и не упускают случая посмеяться над ними, потому что у них одних только при изящно развитых формах стан тонкий, гибкий, можно сказать, вьющийся. Но это гибкое, как шелк, тело лежит на стальных мускулах. И для каких же других организаций возможны эти народные андалузские танцы, в которых танцуют не ноги, а все тело, где спина изгибается волною, опрокинутый стан вьется, как змея, плечи касаются почти до полу, где после поз томления, в которых ослабевшие руки, кажется, не в силах двигать кастаньетами, вдруг следуют прыжки раздраженного тигра! Самое драгоценное наследие, которое оставили мавры своей милой Андалузии, заключается в этой удивительной породе ее женщин. Я заключаю это из слов одного арабского писателя XIV века, {**} которого описание гранадских женщин совершенно применяется к нынешним андалузкам: "Гранадинки красивы, но прелесть их всего больше поддерживается их грациею и особенною утонченностию, которыми они проникнуты. Рост их не досягает средней величины, но нельзя представить себе ничего прекраснее их форм и их гибкого стана. Черные их волосы спускаются ниже колен, зубы белы, как алебастр, и самый свежий пурпуровый рот. Большое употребление тонких духов придает их телу свежесть и лоск, каких не имеют другие мусульманки. Их походка, их пляски, все их движения дышат ловкостию, непринужденностию, которые восхищают в них больше всех их прелестей". Андалузка, к какому бы званию ни принадлежала она, никогда не затруднится в ответе, не смешается ни от какого разговора: на любой вопрос отвечает она с быстротою и смелостию, которые во всякой другой земле назовут бесстыдством. Так относительны понятия о приличиях! Конечно, здесь женщины необразованны; но эта живость и веселость ума, богатство фантазии, это меткое остроумие -- как охотно можно отдать за них книжную образованность самых образованных дам! Дочь всякого немецкого бюргера, без сомнения, знает в тысячу раз больше любой самой образованной андалузской дамы; но андалузка обладает удивительным искусством не нуждаться во всех этих знаниях, постоянно владеть разговором и вести его как ей вздумается. Никакого понятия они не имеют о лицемерной стыдливости (pruderie). Свободно и откровенно говорят они о самых недвусмысленных предметах, но это с таким простодушием и, так сказать, наивностию чувства, что вам не пришло бы и в голову найти тут что-нибудь предосудительное. Романтизма, этой болезни северных мужчин и женщин, в них нет даже тени, и ничего им так не противно в мужчинах, как сантиментальность. Андалузка кокетлива; но она и не думает скрывать своего кокетства; оно в природе ее, и как расхохоталась бы здешняя девушка, если б вздумали упрекать ее, называя кокеткой! Вероятно, вследствие этого они не любят заниматься хозяйством; да южные женщины вообще очень плохие хозяйки и все свое время проводят в визитах, стоянье на балконе, в прогулках или просто сидят в своих комнатах в совершенном бездействии; рукоделья они очень не любят. В Европе женщина большею частию разделяет труды мужчины; испанец, напротив, любит, чтоб жена его держала себя знатной дамой, не заботясь ни о чем. От этого, может быть, они такие охотницы говорить. Но всего более поражает их наивная доверенность: если вы приняты в какое-нибудь семейство, то в течение одной недели женщины расскажут вам все, что делается в этом семействе, посвятят вас во все семейные тайны и обращаются с вами как с близким родственником. И со всем этим этикет испанский запрещает на гулянье предложить руку даже близко знакомой даме; рука об руку здесь могут ходить только муж с женой. Равным образом здесь считается неприличным женщине идти одной.
{* En tu traje no hay engrudos
Ni postizos, ni almidon
Que tu talle у pantorilla De carne maciza son.
** Абу Абдалла-Абсанени, автора "Истории Гранады", находящейся в рукописи в Эскориале (Conde, "Domination de los arabes" <Конде, "Господство арабов" (исп.)>).}
Вечернее гулянье для здешних женщин так же необходимо, как воздух и вода. Они знают, что здесь всего более могут они обнаружить грацию своих движений -- соль свою. В самом деле, их легкая, медленная, зыблющаяся походка, эта мантилья, которой прозрачность скорее обнаруживает, нежели скрывает пластические формы их стана и груди, эта быстрая, уклончивая игра веера, из-за которого они всего больше любят бросать свой впивающийся взгляд, эта смелость и свобода движений -- все это действует необычайно, увлекательно, отрывает от европейской рутины и переносит в совершенно оригинальный, обаятельный мир, точно так же как Мурильо отрывает от рутины классической итальянской школы, перенося в очаровательно простую и всегда поэтическую сферу задушевной жизни. В андалузских церквах нет ни стульев, ни скамеек, пол всегда из гладкого белого мрамора и тщательно метется по нескольку раз в день. Мужчины присутствуют при службе, всегда стоя; женщины, коснувшись пальцами святой воды, тотчас же становятся на колени и, прошептав небольшую молитву, принимают особенную, небрежную, полулежачую позу, в которой складки их полных, черных платьев лежат удивительно живописно. Концы мантильи складываются тогда перекрестно под подбородком, руки лежат на груди крестом, четки в одной руке, в другой веер, который не успокаивается ни на минуту. Южная андалузка представляет собою самый совершенный тип женской артистической натуры. Может быть, вследствие этого здесь на женщин смотрят исключительно с артистической стороны. Но ведь это безнравственно! -- заметите вы мне. Что же делать! Подите убедите южного человека в том, что духовные отношения выше чувственных, что недостаточно только любить женщину, а надобно еще уважать ее, что чувственность страх как унижает нравственное достоинство женщины... увы! ничего этого не хочет знать страстная натура южного человека.
Свободное копирование
