В моих частых прогулках верхом по окрестностям Малаги не раз случалось мне заблудиться в горах; однажды, отыскивая дорогу к городу, встретил я крестьянина лет пятидесяти, с выразительными, острыми чертами лица, загорелого до бронзового цвета. Он был в темном изорванном плаще. На вопрос мой он отчетливо рассказал мне о дороге к городу и шел со мной с полчаса, разговаривая, наконец остановился, вежливо снял шляпу и в отборных словах поблагодарил меня за честь, которую я доставил ему своим обществом, прибавив, что ему надобно свернуть в сторону, в ближайшее селение. Я счел это желанием получить что-нибудь за труд и опустил уже руку в карман за мелкой монетой, как крестьянин, увидев мое. движение, поспешно надел свою шляпу и замахал рукою, говоря:
"Нет, нет, синьор, я беден, но я кавалер, -- и, уходя, еще прибавил: -- да, мы бедны, но мы все кавалеры".
Как несправедливо ходячее по Европе мнение о враждебности испанцев к иностранцам! Постоянно я встречаю здесь только дружелюбных, услужливых людей, в которых никогда не замечал я даже тени враждебного чувства к иностранцам, которое так живо, например, во французском народе. Лодочники, содержатели верховых лошадей, деревенские жители, работающие на виноградниках, с которыми вступаю я в разговор, прогуливаясь верхом, зажиточный поселянин, к которому иногда заезжаю ошибкою, считая дом его за венту, -- во всех равно нахожу я приветливость, врожденное достоинство и обхождение, исполненное самого тонкого приличия. Но, кроме этого, андалузец натурально изящен, elegant и distingue, {элегантен и благовоспитан (франц.).} вовсе не думая об этом. Разумеется, испанский простолюдин и к себе требует такой же учтивости, какую оказывает сам, и очень неловко будет здесь тем, которые вздумают обращаться с испанским простолюдином так же повелительно и с таким же гордым пренебрежением, с каким обращается в Европе горожанин с мужиком. Пословица "по платью встречают" здесь не имеет приложения: величайшая учтивость здесь повсеместна, и это без всякой приторной снисходительности с одной стороны, равно как и без малейшей требовательности с другой. Впрочем, вы не думайте, чтобы простой народ в Испании, даже погонщики мулов, был так же груб и невежествен, как в других странах Европы, не исключая и Франции: напротив, старинная испанская церемонность и вежливость проникли здесь в самые низшие общественные слои; кроме того, в разговорах между собою мужики постоянно употребляют "ваша милость" (Vuestra merced, в сокращении Usted), и это до того вошло в испанский язык, что даже дети, играя на улице, не иначе говорят друг другу, как "ваша милость". Какое-то самоуважение, какая-то важная церемонность, вероятно, сложившаяся из старинных рыцарских, {Ни в одной стране рыцарство не держалось так долго, как в Испании, где, например, уже в XV веке еще бродили странствующие рыцари, а один из них, по имени Суэро де Киньонес, поселился у моста Орвиго и целый год жил тут, рассылая герольдов по дворам европейских государей и арабских владетелей, с извещением, что каждый рыцарь, который захочет проехать через этот мост, должен сразиться с ним. И находились охотники^ которые издалека приезжали помериться с ним оружием. Он держал при свое публичного нотариуса, чтоб тот вел самый подробный отчет о каждом поединке. Впоследствии отчет этот в сокращении издан был в Саламанке в 1588 году францисканским монахом Хуаном де Пинеда, под названием: "Libro del Passo honroso defendido рог el excelente Caballero Suero de Quinones" <Книга о Проезде чести, защищаемом выдающимся рыцарем Суэро де Киньонес (исп.)>.} монархических и религиозных нравов, лежит на всех манерах, даже на быте испанца, и в этом отношении они гораздо более приближаются к народам Востока, нежели к европейцам.
Свободное копирование
