Погода стоит теперь здесь чудесная; после недавних дождей все окружные горы покрыты зеленью, словно при начале весны. Весна и осень здесь самые лучшие времена года; летом бывает несколько жарко, и, несмотря на мою любовь к теплу и солнцу, здешний зной иногда утомляет меня. Притом, чтоб быть здоровым, надобно вести очень воздержную жизнь в этом климате и непременно следовать примеру андалузцев и вообще испанцев: так же мало есть, как они, и так же мало пить вина. У южного человека страсти гораздо требовательнее желудка, у северного наоборот. С половины июля вся Андалузия, сожженная своим африканским солнцем, становится голою пустынею, и зелень виднеется только по берегам полувысохших рек. Но в конце сентября начинают изредка перепадать дожди, зелень снова возвращается: скаты гор и поля покрываются нарцизами, гиацинтами и белыми колокольчиками; в конце ноября все это снова исчезает; проливные зимние дожди сбивают нежные листья южных растений; одни только вечнозеленые деревья апельсинные и лимонные сохраняют свои листья и, обмытые сильными дождями от летней пыли, являются к зиме словно с свежими листьями. Тут в их темной, густой зелени начинают желтеть апельсины, и январь едва успеет кончиться, как уже распускающиеся цветы миндальных дерев возвещают наступающую весну. Такой здесь райский климат!
Четыре провинции, которые, составляют Андалузию, сохраняя между испанцами свое старое название королевств, оставшееся за ними со времени владычества мавров, суть Хаэн, Кордова, Севилья и Гранада. Эта южная часть Испании была всегда предметом привязанности народов, проникавших в нее и пораженных удивительным богатством ее почвы. Действительно, едва ли есть другая страна в мире, так роскошно одаренная природою: железо, медь, ртуть, сера, свинец, серебро, даже золото и теперь еще составляют здесь предмет больших приисков; в горах множество самого разнообразного мрамора и превосходного алебастра, солончаков, которых соль не требует ни малейшей обработки; кроме того, здесь разводится самый лучший скот, мериносы, не говоря уже о хлебе, самых разнообразных плодах, вине, оливковом масле, льне, пеньке, шелке, хлопчатой бумаге, сахарном тростнике; и, несмотря на все это, страна находится в запустении и в горах ее царствует могильная тишина. Во времена мавров, сделавших Андалузию самою богатою и просвещенною, по тогдашнему времени, страною в Европе, по берегам Гвадалквивира было 12 000 деревень, а теперь едва ли наберется 800; народонаселение ее теперь вдесятеро меньше тогдашнего, и в этой плодоносной Андалузии есть такие пустынные места, которые не уступают запустением своим африканским песчаным равнинам. Только в немногих местах, прилегающих к Средиземному морю, сохранилась роскошная растительность. Эти долины, между горами, на вершинах которых лишь в последние летние месяцы стаивает снег, орошены множеством ручьев; жгучий жар африканского солнца освежается в них ветром, охлажденным ледниками; вода везде под руками и в изобилии; по южному берегу, начиная от Малаги, находятся плантации сахара и хлопчатой бумаги; кофе и индиго могут свободно разводиться; банианы растут в садах, так что на пространстве десяти верст, поднимаясь от долин к снеговым вершинам, здесь можно наблюдать постепенность всех климатов, от тропической растительности долин до суровых дебрей горных вершин, напоминающих самые унылые тундры нашей Сибири.
Из всех городов арабской Андалузии ни один не оказал испанцам такого геройского сопротивления, ни один не отстаивал с таким мужеством своей независимости и веры, как Малага. Трехмесячная осада Малаги Фердинандом и Изабеллой в 1487 году составляет одну из самых поразительных драм гранадской войны. С каким отчаянием держались мавры за свою прекрасную Андалузию, с каким страшным упорством отстаивали они каждый шаг ее! Словно предчувствуя свою горькую судьбу, они давно уже оплакивали свое отечество. Есть один арабский романс XIII века, написанный после взятия испанцами у арабов Севильи арабским поэтом Абульбаки-Салехом; послушайте, сколько скорби, сердечного рыдания, сколько тяжкого предчувствия в этом романсе или, вернее, в этом плаче араба над своим народом, своею верою и своею возлюбленною Андалузиею! Упомянув о проходимости всякого земного величия и счастия, араб продолжает:
"Где могучие повелители Йемена, где их короны, их диадемы?
Неотразимая судьба постигла их...
Она произвела царей, царства и народы; а что они ныне? -- нечто похожее на призраки сна.
Неисцелимое бедствие постигло Андалузию, а с нею и весь исламизм.
Города и провинции наши опустели...
Спроси у Валенсии, что сталось с Мурсией, где Хаэн и Хатива?
Спроси, где Кордова -- жилище знания, что сталось с мудрыми, обитавшими в ней?
Где теперь Севилья с ее очарованиями, с ее рекою вод светлых и кротких?
Дивные города, вы были столпами страны; как же не разрушаться стране, когда она потеряла столпы свои?
Как любовник, оплакивающий свою любезную, исламизм оплакивает свои провинции, опустелые ~или обитаемые неверными.
Там, где были мечети, ныне стоят церкви с своими колоколами и крестами.
Наши святилища стали немым камнем и плачут, наши налои -- деревом безжизненным и тоскуют!
О ты, небрегущий указаниями счастия, ты, может быть, спишь, но знай, что счастие всегда бодрствует.
Ты ходишь гордый и восхищенный своим отечеством. Но разве у человека есть отечество после потери Севильи?
О, это бедствие заставляет забыть все прежние бедствия, и никакое не заставит забыть о нем.
Вы, носящиеся на быстрых, красивых скакунах, летающие, подобно орлам, между сталкивающихся мечей, --
Вы, вращающие острые мечи Индии, которые сверкают, как огни между черными облаками пыли, --
И вы все, там за морем живущие мирно и обретающие в своих странах славу и силу, --
Разве не дошло до вас вести об андалузцах? А посланные давно уехали известить вас о наших несчастиях.
Сколько злополучных умоляло вас о помощи! Но ни один из вас не встал помочь им, и они теперь мертвы или в плену.
Что это за смуты между вами? разве вы не те же мусульмане! все братья, служители одного бога.
Неужели нет между вами душ гордых и великодушных? Разве уже нет никого защитить исламизм?
О, как они унижены ныне неверными, эти андалузцы, еще недавно столь славные!
Вчера еще они были властителями у себя -- теперь они рабы в земле неверных.
О, если б ты видел, как плакали они, когда их продавали, ты обезумел бы от печали.
Да и кто бы мог перенести, видя, как они бродят оторопелые, не имея другой одежды, кроме лохмотьев рабства?
Кто мог бы перенести, видя горы между ребенком и матерью, все равно, если б была стена между духом и телом;
Видя в слезах и тоске молодых девиц, прекрасных, как солнце, когда встает оно, все из кораллов и рубинов, -- гонимых варварами на унизительные работы?
О, от такого вида сердца разорвались бы от скорби, если бы оставалась еще в сердцах хоть капля исламизма!".
Свободное копирование
