Я был в шоке, но надо было срочно что-то делать. Я пошёл искать дежурного по части, которому я якобы не подчинился, нашёл его спящим, растолкал и потребовал объяснений. Лейтенант только мямлил спросонья, что ко мне никаких претензий не имел, никому ничего обо мне не говорил, и это, наверно, его помощник «накапал». Помощником у него в тот день был мой старый приятель, недавно «выбившийся» в прапорщики. На мой вопрос: «Ты чё творишь, Шпак?» - Он начал возмущаться моим неподчинением. В общем, говорить было бесполезно…
В то время временно на должности командира батальона был замполит (комбат лежал в госпитале). Это он издал приказ о моём наказании, и я пошёл к нему на приём. Объяснить ничего не удалось – он был взбешён пьянством сержантов, и я попал под горячую руку. Единственно с чем он согласился – не забирать мои документы из университета, поскольку моя гражданская жизнь его не касается. Одна из трёх проблем отпала…
Через две недели мои сослуживцы уходили «на дембель», но меня в списках не было. Более того, подброшенный в куче военный билет замполит выудил и напомнил мне лично о своём решении. Я проводил ребят до выхода из части, где меня окликнул малознакомый майор из штаба МВД по Северо-Западу: «На тебя пришёл приказ от замполита на разжалование, я его порвал». Замполита у нас не любили…
На подготовительном отделении в университете уже давно шли занятия, и мои надежды туда попасть с каждым днём таяли. В моих представлениях меня уже давно должны были отчислить за прогулы. В армии же меня уже как бы и не было: меня не привлекали ни к каким мероприятиям, и я от нечего делать решил присоединиться к группе штрафников – солдат, которых обещали отпустить домой в обмен на выполнение конкретной (дембельской) работы. Это оставляло шанс, хотя со мной никто и не договаривался. В любом случае, это было лучше, чем пьянствовать где–нибудь в кочегарке. Кстати, ребята (пять человек) там допьянствовались так, что получили по шесть лет тюрьмы за издевательство над молодыми солдатами-кочегарами. Правда, по делом – выжигать раскалённой бляхой звёзды на лбу – это слишком, но о «дедовстве» потом…
Всё разрешилось опять же чудесным образом. В один из дней ко мне подошёл ротный (мы работали на улице) и в полголоса спросил, нет ли у меня планов задержаться после дембеля в Ленинграде. Я сказал, что нет. На вопрос, как я собираюсь ехать домой, я ответил, что собирался лететь на самолёте, но наверно будут проблемы с билетами. Узнав от меня, что самолёт на Ворошиловград вылетает часов в восемь, он сказал, что сейчас пять и замполит сдал полномочия, поскольку завтра выходит комбат. Он был уверен, что комбат меня в армии сгноит, но прямо сейчас главный – начальник штаба (друг ротного). Мне надо было срочно бежать к нему с документами на увольнение и сегодня же исчезнуть из ленинградской области.
Начальник штаба действительно быстро подписал мои документы, и последним препятствием на моём пути стал тот самый помощник дежурного прапорщик Шпак: у него в бухгалтерии не было денег мне на дорогу, и он отказывался подписывать документы. Пришлось обратиться к его совести и обозвать сволочью (в армии это очень мягкое ругательство). Короче, уже в шесть часов я был за воротами части. В воинской кассе случайно нашёлся один билет на Ворошиловград, а за углом кассы я в последний момент вскочил в автобус, раз в час идущий в аэропорт Пулково. Оставалось полтора часа до вылета. Я понимал, что Шпак мог накапать ещё раз. Думаю, что ему помешало только отсутствие замполита. Тем не менее, я прятался по тёмным углам аэропорта и шарахался от нарядов милиции. Впрочем, меня легко было поймать при проверке документов на посадке. Обошлось, но ещё до взлёта было время, и я всматривался в поднимающихся по трапу, ожидая увидеть моих старых приятелей из спецвзвода в штатском. Успокоился я только тогда, когда при выходе из самолёта в Ворошиловграде увидел, что меня не встречают у трапа. Мы победили… Огромное спасибо ротному!
