Огороды и огородники
С весны 1942-го года эвакуированные начали возделывать огороды. Выращивали в основном картофель и сахарную свеклу, заменявшую сахар, если ее хорошо протомить в глиняном горшке. Иногда Вера Ивановна приносила из школы несколько кусочков сахара. Тогда устраивалось чаепитие вприглядку. Смотрим на кусочек сахара, лежащий на столе и пьем морковный чай. Интересно, что местные совхозные и деревенские жители огородничеством почти не занимались. Помню, однажды нес с огорода пучок редиски и шедший навстречу башкир, остановил меня, – что такое ты мальчик несешь? С огородом нам повезло. На огромной огороженной территории больницы вспахали большой кусок земли и те из сотрудников, кто хотел, могли взять себе участки. Бери земли, сколько хочешь. Проблема была только с посадочным материалом, особенно с картошкой. В первый год эвакуированным ленинградцам для посадки выделили от совхоза по ведру картошки на семью. Казалось бы, что это совсем немного, но можно было разрезать каждую картофелину на части, так, чтобы в каждой части оказался «глазок». Из таких глазков потом вырастала нормальная картошка. В дальнейшем, кроме оставленной с осени для посадки, из той картошки, которая зимой шла в пищу, обязательно вырезали кусочки с «глазками» и хранили их в сухом песке до весны.
Вскапывали землю, окучивали картошку и выкапывали урожай не вручную. В хозяйстве больницы была старая, раскормленная и ленивая, серая кобыла Машка. На ней медики ездили по дальним деревням, ее же использовали, чтобы вспахать участки. Основная работа в огороде приходилась на маму. Я, как мог, помогал ей. Помню, осенью 43-го года мама была занята на работе, и вывороченную плугом картошку пришлось собирать мне одному. Я только спросил, куда ее складывать. Мама сказала, что можно для просушки сложить картошку в покойницкую, – небольшую бревенчатую избу на задворках больницы. Несу туда первое собранное ведро. В избе маленькая прихожая и просторная комната. В прихожей на полу лежат несколько трупов зашитых в мешки. Стало немного не по себе. Пошел в больницу к маме, – она успокаивает: не бойся, это там девочка, умерла вчера от тифа и двое башкир, умерших от голода. Вот так и таскал картошку ведрами в комнату, отворачиваясь от мертвых.
В первую же весну многие курильщики стали выращивать табак. Табак, растение с метр высотой, с толстым стеблем и большими мясистыми листьями. Чтобы получить из собранных и высушенных стеблей и листьев махорку наши изобретатели придумали машинку для резки табака, нечто вроде резака для обрезки фотографий, только с десятком верхних и нижних ножей. В качестве ножей использовались ножовочные полотна, во множестве валявшиеся на свалке у механических мастерских. Таким образом, проблема курения была решена. Сделал такую машинку и я, обеспечивая маму махоркой на всю зиму.
Не обходилось без воровства на огородах. Однажды, придя с работы, мама сказала, что ночью один из наших эвакуированных, работавший на совхозном радиоузле, застрелил на своем участке поселкового дурачка и тот, вроде бы, лежит у него под забором. В совхозе все знали этого дурачка и звали его - «Обожди товарищ». Дурачок, – молодой парень, был, своего рода совхозной достопримечательностью. Ненормальность его проявлялась в том, что он не выносил табачного дыма, а, почуяв дым, кричал, чтобы прекратили курить, а потом впадал в истерику и катался по земле. Был он, в общем, безобидным человеком: то появится в поселке, то куда-то пропадет. Иногда, ребята постарше над ним издевались, и, завидев, кричали ему, – «Обожди товарищ, дай закурить»! Это сразу же выводило его из себя. Никто не знал, был ли он действительно не в своем уме, или симулировал, спасаясь от армии (говорили всякое), но власти его не трогали. Видимо от голода, он и полез ночью через забор в чужой огород. Хозяин огорода выстрелил в него мелкой дробью из охотничьего ружья и попал в голову. Спокойно уложил парня и отправился досыпать! Утром выяснилось, что парень не умер. Отлежавшись под забором, он на своих ногах, с разбитой дробью головой пришел в больницу. Ему перевязали голову, но в больнице не оставили. Еще сутки он пролежал во дворе больницы с пропитанной кровью повязкой на голове, а потом куда-то совсем пропал из совхоза.