authors

1427
 

events

194062
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Vera_Vasilyeva » Всё имеет своё начало - 7

Всё имеет своё начало - 7

30.09.1939
Москва, Московская, Россия

Мысленно возвращаясь к началу своего повествования, я думаю о том, что может извлечь из моего рассказа читатель. Ведь мое начало - это начало именно моей жизни, а у каждого она своя, неповторимая в своем времени и пространстве. Передать свою жизнь нельзя. Можно передать опыт, если он твой профессиональный и жизненный опыт - кому-нибудь нужен. А в этом как раз нельзя быть уверенным. И все же...

Иной читатель может подумать, зачем я увожу его далеко в свое детство, юность, когда все это позади, теперь все совсем-совсем другое, и я давно другой человек. Но становление характера под влиянием жизни и есть сама жизнь! Когда человек с его понятиями о прекрасном, с мечтами и действительностью, непохожей на мечты, вдруг под влиянием событий пересматривает самого себя, становится другим. Когда одни и те же чувства могут вылиться в одно, а могут повести человека за собой и сделать его совсем другим. Поэтому пусть мой рассказ будет монологом актрисы, обращенным ко всем читателям этой книги.

Рядом с нашим домом был городской Дом пионеров, однажды с девочками со двора мы забежали туда и увидели объявление о наборе детей в хоровой кружок. Руководил хором Александр Сергеевич Крынкин. Меня уговорили попытать счастья. Когда я пришла на прослушивание, Александр Сергеевич, чтобы снять мою скованность, сказал мне ласково и весело: "Моя фамилия Крынкин, но между собой вы можете называть меня Крыночкин - Баночкин". Я рассмеялась, и он вместе со мной. В хор меня приняли, и я с радостью бегала туда на занятия, но подружек там не имела, потому что всей душой была предана своей Катюше, которая, к сожалению, петь не могла.

Однажды на афише, приглашающей на "Пер Гюнта" в концертном исполнении, мы рядом с именем Яхонтова прочли имя Веры Леонидовны Юреневой. Юренева исполняла роль матери Пера Гюнта - Озе. Нас поразил ее голос, ее вид. Это была уже старая женщина, маленького роста, с рыжей, в больших кудрях, головой, с густо накрашенными веками прекрасных черных глаз, яркими губами, в каких-то странных одеждах. Вся она казалась нездешней, несегодняшней, романтической, несчастной, окутанной тайной. И, конечно, мы обе возмечтали именно ей поведать о своей любви к сцене, прочесть что-нибудь, чтобы услышать именно ее приговор. Прочитав о ней в библиотеке все, что могли, влюбившись в ее театральную судьбу, мы нашли ее телефон и адрес и рискнули попросить о встрече. Она согласилась. Мы стали готовиться. Перечитали множество отрывков и остановились на монологе Нэлли ("Униженные и оскорбленные" Достоевского). Потом мы слышали этот монолог в исполнении Гиацинтовой на ее юбилейном вечере. Вот чудо-то! Совсем немолодая женщина на сцене сыграла "Нору", сыграла Наталью Петровну ("Месяц в деревне") и вдруг, ничего не приукрашивая в своей внешности, не стараясь быть моложе, читает монолог Нэлли - и перед нами вдруг предстает девочка со всеми ее страданиями, протестом и жаждой справедливости.

Софья Владимировна в своей книге "Наедине с памятью" пишет:

"У каждого артиста, если он одарен и трудолюбив, за жизнь набирается много хорошо, часто отлично сыгранных ролей. Но у каждого есть свои роли [...], их, дай Бог, несколько набрать. Судьба Нэлли стала кровно моей, я, играя, уже не отличала себя от нее, жизни, сердца наши соединились. И как передать это волшебное чувство головокружительного полета, этот восторг, охватывающий во время спектакля,- и каждый раз заново, будто все больше раскрывается глубина Достоевского, его мысль, боль и я [...] растворяюсь в них, живу".[1]

Именно такими же словами и я могла бы рассказать о своей любимых ролях, которые дали мне такую же полноту и глубину существования на сцене, это - Раневская, сыгранная мною в спектакле Тверского драматического театра "Вишневый сад", Кручинина - в спектакле "Без вины виноватые" Орловского драматического театра, Эстер - в спектакле "Священные чудовища", идущего на сцене Московского театра сатиры...

Вообще Софья Владимировна Гиацинтова заочно оказала на меня как на человека определенное влияние. Лично с ней я не была знакома, но читала о ней, видела ее работы в театре, слышала ее выступления, раскрывающие во многом ее человеческую, гражданскую, актерскую сущность. Я почему-то всегда верила ей. Ведь человеческая личность воздействует не меньше, чем само искусство. Поэтому и я на творческих встречах со зрителями (которые я очень люблю) всегда стремлюсь раскрыться как человек, ведь это очень важно.

У нас любят актеров, им верят, и тем важнее, если видят, что за успехом, за блистательностью профессии стоит живой человек, разделяющий все горести и радости других людей.

Вера Леонидовна Юренева жила на Стромынке в маленькой отдельной, по-моему, двухкомнатной квартире. Дома она оказалась такой же нездешней, залетевшей из далекого прошлого: все те же кудри, то же прекрасное постаревшее лицо. Вся она была какая-то вне быта, неустроенная, неспокойная - какой-то комок нервов, хотя и очень приветлива. Мы рассказали о своей любви к театру, о том, что мы читали о театре, о ней (чем подкупили ее. Она, вероятно, не ожидала от нас такой любознательности.). Потом она попросила нас почитать. Мне кажется, я на нее не произвела впечатления - уж очень у меня было сытое, краснощекое лицо, а вот Катя с ее нервностью, с ее бледной хрупкостью, с ее черными огромными глазами, копной черных кудрей и надтреснутым голоском, который очень подходил к страдающей и гордой Нэлли, Катя, по-моему, ей понравилась. Она не выделяла никого, чтобы не обидеть, но Катюше посоветовала лечить голос, так как без голоса актрисой быть нельзя. Окрыленные такой романтической встречей, мы еще больше утвердились в своей мечте, и снова театральная библиотека, театр и тысячи планов как стать актрисой.

Планы, конечно, были один безумнее другого. Мы мечтали убежать из дома и поступить в какой-нибудь провинциальный театр хоть кем-нибудь, а там какой-то неожиданный случай, дебют, как у Ермоловой, и начнется театральная жизнь, полная приключений. Жизнь, вычитанная из старинных театральных мемуаров.

Однажды наш хоровой кружок Дома пионеров выступал в Большом театре, и я вместе с еще тремя ребятишками была запевалой. Солистом был Марк Осипович Рейзен. Пели мы "Широка страна моя родная".

Итак, смешная мечтательница, на вид очень тихая и уравновешенная, с розовыми щеками с ямочками, в душе упрямая, даже по-своему стойкая, определенная в своих вкусах, я жила, предоставленная самой себе. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что все, что было необходимо моей душе, не было сбито или размыто чем-то посторонним, я рвалась к одной цели. А плохо потому, что предоставленная своим мечтам, начитавшись книг, которые были для меня реальнее, чем действительность, я могла совершить непоправимые поступки и однажды даже сделала глупость, которая, к счастью, закончилась для меня благополучно: прочитав какую-то книгу (сейчас даже не помню, какую), я решила, что лучше умереть молодой, чем жить и разочаровываться в жизни постепенно. Я взяла бритву и дважды порезала себе вену, но бритва впивалась мне в руку, и порез получился не очень глубоким, крови пролилось немного, я опустила руку в теплый таз в надежде, что тихо, красиво умру, но ничего подобного не случилось. Поняв, что я остаюсь живой, я завязала руку, чтобы родители Меня не ругали, а главное, чтобы не обратили на меня внимания, и мне это удалось. Все прошло незамеченным, завязанная рука не вызвала интереса, а в память об этой детской глупости у меня на левой руке в сгибе локтя остались две белые черточки.



[1] С.В. Гиацинтова. Наедине с памятью. М.: Искусство, 1985, с. 303.

28.03.2020 в 21:03

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: