Али Джалюли

Мавританское здание с пестрым подъездом, с живой, с поющей водою в саду, с антилопами:

– «Чей это дом?»

– «Джалюли».

* * *

Среброствольная роща оливок; над нею – зоря; величавый старик, опираясь на палку, плывет на зорю; в ветерок заплескал бирюзовый отлив гондуры; незапятнанно чистый бурнус за плечом шевелит своим краем под белой повязкой, отчетливо сжавшей чечью, под которой умнейшие очи впиваются в зори; и чешутся ветром седины в атласы сквозных, нежнорозовых прорезей;[1] тихо проходит в оливки…

– «Чья рощица?»

Снова ответ:

– «Джалюли»…

* * *

Из поющего птицами сада пестреют колонки, блестят изразцы; антилопа метается в клетке испуганным рогом:

– «Чей сад?»

– «Джалюли»…

* * *

Кто такой? Или верней – что такое? Быть может, не имя, а форма ответа, «киф-киф», или «емши»?

– «Кто такой Джалюли?»

– «Вы не знаете? Бейский министр; был он первым в Тунисии; умер уже с месяц: настроил в Радесе дома, накупил себе рощи оливок, сады разводил; и вот – умер».

* * *

Люблю старика в бирюзовой, сквозной гондуре; «бирюзовым арабом» зовем его с Асей; о нем я писал уже; он – наша склонность; при встрече и он дозирает внимательно нас:

– «Кто тот гордый старик?» – раз Ася спросила у М. Epinat.

– «Джалюли»…

– «Но он умер»…

– «То умер министр; это брат его, старый Али Джалюли; тут – история целая, вроде, как сказка» – и он усмехнулся.

– «Вчера еще вот он был беден, у нас занимал, – не без гордости вновь усмехнулся М. Epinat, а сегодня – богач: Джалюли был бездетен; громадная часть состояния ныне Али и детей его».

– «Так почему же покойный министр допускал, чтобы брат его бедствовал»…

– «Сам же Али виноват; он – не брал ничего: от детей и от брата».

– «?»

– «Его-то ведь дети – каиды; один – кайруанский; другой – каид Сфакса; он смолоду сам был каидом; он сам был бы первым министром у бея, который его уважал, да… пришлось вот, бежать ему: он укрывался в Сицилии; земли и деньги его отобрали в казну».

– «Почему?»

– «А вот видите», – тут затянулся М. Epinat едким дымом коротенькой трубочки, – «он – патриот: до сих пор он горюет о том, что Тунисию мы оккупировали; но винит во всем бейскую власть, разорившую берберов; он с братом бея во дни своей юности тайно составил решительный заговор; целью их было: низвергнуть тогдашнего бея; но заговор этот открылся; брат бея был вскоре отравлен; Али же – бежал; укрывался в Сицилии он до занятия нами Тунисии; смерть бы ему угрожала; впоследствии он возвратился; но жил вдалеке от двора, разумеется; и разводил виноград на скромнейшем участке земли, как простой сельский бербер; сыны его знатны у бея, а он… он – в опале, конечно».

– «Теперь он – богач: ну, не сказка ли?» – так в заключение мне улыбнулся М. Epinat; мы ему улыбнулись в ответ; мы давно полюбили Али Джалюли, проходившего сказкой Гарун-аль-Рашида в зорю: из оливок.

Каир 911 года