authors

1427
 

events

194062
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Alla_Demidova » Первое парижское отступление - 3

Первое парижское отступление - 3

10.01.2000
Москва, Московская, Россия

...Париж того времени у меня сейчас возникает обрывочно. Ну, например, после какого-то спектакля Володя Высоцкий говорит: "Поехали к Тане". Это сестра Марины Влади, ее псевдоним - Одиль Версуа.

Мы поехали в Монсо, один из бывших аристократических районов Парижа. Улицы вымощены булыжником. Высокие каменные стены закрытых дворов, красивые кованые ворота. Мы вошли: двор "каре", типично французский. Такой можно увидеть в фильмах про трех мушкетеров. Вход очень парадный, парадная лестница и анфилады комнат - справа и слева. Внизу свет не горел. Мы поднялись на второй этаж. Слева, в одной из комнат, на столе, в красивой большой миске, была груда котлет - их сделала сама Таня - и, по-моему, больше ничего (я всегда поражаюсь европейскому приему: у них одно основное блюдо, какой-нибудь зеленый салат и вино. Все. Нет наших бесконечных закусок, пирожков и т.д.). Володя моментально набросился на эти котлеты.

Тогда Таня уже была больна. Была и операция, и "химия", но уже пошли метастазы. И Володя мне об этом накануне рассказал.

Одиль Версуа - Таня выделялась среди сестер и талантом, и судьбой, и характером. Я знала и третью сестру - Милицу. Когда снимался фильм "Чайковский", она пробовалась на фон Мекк. А я была уже утверждена на Юлию фон Мекк и ей подыгрывала. Актриса она была, по-моему, средняя, но работяга, трудоголик. Они, кстати, все очень разные. Таня была мягкая, улыбчивая, очень расположенная к людям.

Она была замужем за французским аристократом, у них был роскошный особняк в Париже и замок где-то в центре Франции. Но в тот памятный вечер не было слуг - пустой огромный дом и мы, несколько человек.

...Когда мы репетировали с Высоцким "Игру для двоих" Уильямса, я, конечно, понимала, что он потом перенесет мой рисунок на Марину, с тем чтобы играть это за границей. Я это понимала, и тем не менее я репетировала. Последний год мы с ним были довольно-таки откровенны из-за этих репетиций и еще потому, что он мне рассказал про свою болезнь - про наркотики.

Я помню, как мы стоим во время "Преступления и наказания" за кулисами и я ему говорю: "Володя, ты хочешь Запад завоевать, как Россию. Но сколько же на это нужно сил, энергии - это нереально! Там все совершенно другое". Он отвечает: "Но здесь я уже все исчерпал!" То есть ему нужны были новые Эвересты. Но я не думаю, что он бы "раскрутил" Запад. Запад очень консервативен. А уж во Франции вообще не воспринимают новых имен. Только, может быть, в музыке, причем в так называемой "серьезной".

С Мариной у меня никогда не складывались отношения, хотя мы много общались. Но какой-то урок я от нее получила.

В тот период, когда Таня была уже больна, с Володей что-то было не в порядке и с сыном Марины - тоже, мы пришли в ресторан. Она сразу заулыбалась, я говорю: "Марина, с какой стати?" Она: "Это вы, советские, несете свое горе перед собой, как золотой горшок. Но если идешь в ресторан надо веселиться".

Надо соответствовать предлагаемым обстоятельствам. Это - светскость. У меня ее не было, но теперь я стараюсь этому следовать. Совершенно никому не интересно, что у меня на душе, но если я общаюсь с людьми в ресторане, то должна соответствовать этому обществу или не ходить, сидеть дома. И с интервью, кстати, - также. Когда на телевидении сидят со скучными лицами и из них что-то вытягивают клещами... Ну не приходи тогда! А если пришел - должен отвечать, причем отвечать охотно. Это - Маринин урок.

Или нужно обладать такой силой воли (или эгоизмом?), чтобы везде оставаться самой собой. У меня нет ни того, ни другого. Мне запомнилась фотография: в большом зале "Лидо" за большим столом сидят люди - все знаменитые - и улыбаются, позируя перед камерой фотографа. И только одна Лиля Юрьевна Брик сидит, как у себя дома, и что-то ищет в маленькой сумочке. Ей совершенно наплевать, соответствует ли она предлагаемым обстоятельствам. Я, может быть, тоже не стала бы улыбаться, но, зная, что снимают, обязательно слепила бы какую-нибудь "мину".

Тем не менее какие-то западные обычаи я не понимаю. Западные люди в чем-то очень закрыты, в чем-то - шокирующе откровенны. Когда у Высоцкого с Мариной еще не было в Москве квартиры, они иногда жили у Дыховичных. Время от времени мы ездили все вместе ужинать куда-нибудь в Архангельское. И вот Маринина откровенность: "Да, Володя - это не стена. Годы уходят, и надо выходить замуж за кого-то Другого..."

Или, например, как-то на спектакле в "Современнике" со мной рядом оказался Андрон Кончаловский, с которым я почти незнакома. Я что-то спросила, и он мне так откровенно стал отвечать, что я поразилась. Но теперь, когда прочитала его книгу, сама поездила по свету, поняла, что это американская откровенность. У нас разные на все реакции.

Я помню, после годовщины смерти Высоцкого мы летели с Мариной в одном самолете в Париж: я-по частному приглашению, она - домой. Мы сидели в экономическом классе, с нами летела туристическая французская группа - такие средние буржуа, очень шумные и непоседливые. Марина сидела с краю, и они все время ее задевали. И она: "Трам-та-там!.. Если бы они знали, кто летит, они бы сейчас ноги мои лизали".

Всю ночь накануне она просидела в кафе около "Таганки". Лицо было невыспавшееся. И вот, уже в парижском аэропорту, мы стоим на эскалаторе и о чем-то говорим, и вдруг я вижу: она на глазах меняется. Лицо светлеет, молодеет, вытягивается, вся опухлость проходит. Я оборачиваюсь: стоит какой-то маленький человечек. Она меня знакомит. Шварценберг - известный онколог. Он стал потом мужем Марины...

Я где-то читала воспоминания одного писателя: перед войной он стоял в очереди в кассу Литфонда. За мной, - пишет он, - стояла пожилая женщина. В дверь вошел красавец - молодой Арсений Тарковский. И вдруг эта женщина на глазах стала молодеть, у нее позеленели глаза, и я узнал Марину Цветаеву...

Много лет спустя мне судьба подарила общение с Арсением Александровичем Тарковским, и я его как-то спросила: правда ли, что у него с Мариной Цветаевой был роман? Он ответил: "Нет, конечно, но она выдумывала отношения, без "романов" она не могла писать. Этот огонь ей был нужен. Ведь она большой Поэт", - добавил он. "А Вы?" - "А я больше любил жизнь..."

В первый свой приезд в Париж я обросла приятельницами - русскими девочками, вышедшими замуж за французов. Одна из них - Неля Бельска, вышла замуж за Мишеля Курно, знаменитого театрального критика, снималась у Годара, пишет романы на французском языке - даже получила какую-то премию. Вторая Жанна Павлович - врач, ученый, сделала в своей области какое-то открытие. Третья - Ариелла Сеф, стала моей верной подругой.

Я была с ними с утра до вечера, они меня опекали, надарили своих платьев - я приехала в Москву совершенно другим человеком, меня никто не узнавал - другой стиль появился, другая манера держаться.

У Жанны Павлович была собака, которую звали Фенечка. Абсолютно дворовая и такая блохастая, что ее нельзя было пускать в номер. (Тем не менее она постоянно сидела у меня на коленях.) Я как-то спросила: "А почему Фенечка?" - "Ну, потому что у Виктора Некрасова собака загуляла с каким-то дворовым псом (а собаку он вывез из Киева), родился один щенок. Некрасов сказал: "До фени мне этот щенок!" Но Некрасов дружил с Жанной, и Жанна этого щенка взяла себе. Так возникла Фенечка. Кстати, через много-много лет Фенечка спасла Жанне жизнь. Однажды, когда она поздно вечером гуляла с собакой, Жанну сбила машина, и она осталась лежать без сознания на улице. Если бы она пролежала до утра, она бы умерла. Но Фенечка прибежала домой и притащила Жанниного мужа...

04.03.2020 в 18:31

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: