На второй год в нашу комнату добавили пацанов помладше, наполнилась девочками ещё одна комната на нашем этаже. Младших поначалу пришлось приучать к тому, что «хомячить» в одиночку нельзя, что все продукты, привезённые из дома идут на общий стол. Мы с Сашкой были старше, и это упрощало наведение желаемого порядка.
В нашем здании был спортзал для начальных классов, который мы стали использовать для тренировок, отрабатывая друг на друге то, что высмотрели в кино. Никаких пособий по боевым искусством тогда в помине не было. Учились прыгать, падать, научились делать простейшее сальто.
По Старице я стал ходить, завидев одного или двух своих обидчиков, развернув плечи и испытывая желание попробовать полученные в спортзале навыки. Увы, мои недавние обидчики, будучи в меньшинстве, отводили глаза в сторону и уступали дорогу. Это они толпой все герои, а против меня одного вели себя даже вдвоём как побитые шавки.
Ранней весной я совсем перестал ночевать в интернате, каждый день приезжая и уезжая на велосипеде, в любую погоду. Десять километров по шоссе и восемь километров по грунтовой насыпной дороге неплохо развили мои длинные ноги, которые я в спортзале тренировал в качестве ударных, на случай вероятных стычек.
Всё время, по дороге как в школу, так и из школы, старался ехать на предельной скорости, чтобы дорога занимала времени поменьше. Обычно тратил на дорогу менее сорока минут, точнее уже не помню. Однажды обошёл на грунтовке колхозную машину и новый молодой зоотехник потом, встретив меня, поинтересовался, не занимаюсь ли я велоспортом? Увы, моя обычная дорожная «Десна» для спорта не была предназначена.
Позднее, уже учась на третьем курсе техникума, я встретился с Саньком в Старице. Он только что отслужил в десанте и при встрече мы по привычке обозначили по паре ударов. Очень, помню, он удивился, что, как и тогда, в школе, пропустил мой удар ему в бедро.
- Блин, ну я же десантник! – озадаченно сокрушался Санёк.
Я потом понял, почему этот удар он пропустил. Это же был удар не по жизненно важным органам, потому он его и пропустил. К тому же, привыкнув отражать технически правильные удары, на моё движение ему было среагировать сложнее. О подобном я однажды услышал, когда рассказывали про парня, занимающегося карате. Он попросил свою жену, балерину, попробовать ему ударить в лицо. Ну. Она и махнула по-балетному, прямой ногой. Удар он пропустил, так как привык видеть и реагировать на совершенно другие движения.
В ту, последнюю нашу встречу, мы пошли в кино, в районный Дом культуры. Я было направился к кассам, но Санёк меня остановил, дав задание купить билеты одному из крутившихся тут парней. Когда то билеты нам принёс, Санёк, озорно улыбаясь, спросил у меня:
- Не узнаёшь? – показывая глазами на гонца.
В этом скукожившемся уродце я с трудом узнал того, кто в первый год нашего интернатства так любил бить по лицу и спрашивать: «Что, лось? Да? Лось?..»
Потом по жизни ещё много раз убеждался, что самые большие любители издеваться над теми, кто их беззащитнее, являются самыми большими трусами, когда встречаются хотя бы с равным противостоянием. А уж пред сильными готовы угождать и унижаться без зазрения совести.
Такое вот оно было, моё интернатское воспитание.
