Детство моего дневника. Глава 1
Стёртая линия горизонта
Мы жили на четвёртом этаже, и по вечерам можно было смотреть с балкона на звёзды. С западной стороны дома открывался вид на лог, а дальше различались огоньки фонарей и окон домов, которые я тоже в первые несколько лет принимала за звёзды. Небо сливалось с землёй, а линия горизонта стиралась под действием волшебства летних ночей.
Многие однажды просыпались в лучах слепящего солнечного света и подолгу разглядывали крошечные частички пыли в воздухе. Казалось, будто это из окна прилетела летняя вьюга тополиного пуха, чтобы кружиться в беззвучном танце, опускаться на лицо, руки и всё вокруг. Меня завораживало это зрелище так, что было страшно пошевелиться, чтобы не спугнуть видение. Так приходили первые летние дни, наполненные нежностью уральского солнца и отблесками оконного стекла в небольшой комнате, которая казалась целым миром.
Постепенно мир расширялся; как раскатывается ковровая дорожка, так выплывали из тумана тропинки и тротуары. Первый маршрут был совсем коротким, и он лежал до моего садика, где суждено было познать первую дружбу, которая называлась «игрой». Любая связь, возникающая в этом возрасте не мыслится настоящей. Ты как будто знаешь, что не способен на серьёзные «взрослые» чувства, и поэтому говоришь: мы играем…
Мы играли с Алиной. До её прихода в нашу группу, конечно, были ребята, с которыми я находила что-то общее, но признаться честно, я даже не помню, как их звали. Это что-то очень далёкое и почти не осязаемое. Я не помню, с чего началась эта игра. Кажется, будто мы всегда были вместе с Алиной, которая была командиром, инициатором всех игр и даже доминантой нашего тандема. Я не могла не подчиняться, потому что это всегда приводило к ссорам, после которых я оставалась одна. Мне как будто самой надо было, чтобы мной управляли. Мне казалось, что я больше никому не нужна, и поэтому я всегда поддавалась. В играх мне всегда отводилась менее интересная роль. Хотя, пожалуй, была одна игра, которая мне нравилась. Я была кошкой, а моя подружка – хозяйкой. Наверное, это была единственная игра, где мне давалась относительная свобода и где я действительно получала удовольствие от процесса.
Тогда же я познала первые признаки зависти. До сих пор помню, что у моей подруги была всегда тетрадка для рисования, где она раскрашивала сделанные её мамой рисунки и смешивала цвета карандашей, получая новые оттенки. Мне хотелось иметь такую же тетрадку, и в скором времени она появилась, но рисовала я, кажется, только дома. Вряд ли Алина потерпела бы повторение мной её идей.
Отчего наши взаимоотношения складывались именно так? Почему я не могла отстоять свою независимость, а вместо этого подчинялась? Мне кажется, это как-то связано с моими взаимоотношениями с семьёй. Мы жили втроём: я, мама и бабушка. Несложно догадаться, что бабушка «командовала парадом» и во всём была авторитетом. А за любую ошибку мне приходилось расплачиваться своими собственными слезами. Хотя должна признать, что расстроить меня было довольно просто. Таких людей, у которых близко слёзы, вообще легко задеть самой мелочью. А я до ужаса боялась именно этих ссор, которые преследовали меня на каждом шагу. Любое неверное движение было способно пробудить дремлющий, но всегда готовый к извержению вулкан. Впрочем, были и мирные вечера, когда мне удавалось не «проштрафиться». Тогда мы были лучшими друзьями. Как-то получалось объединяться друг с другом против третьего, хотя, наверное, это и вообще особенность любого треугольника: каждый раз какая-то сторона оказывается в оппозиции.
Почему взрослые ругаются? Это, должно быть, какой-то психологический эффект, когда ты не можешь противостоять начальству, обстановке в стране, самой жизни, в конце концов, но зато можешь выразить своё раздражение другим способом. Так получилось, что дети не знают сразу, как можно делать, а как не стоит, но узнавать это приходится зачастую через отрицательный опыт. А это, увы, не проходит даром. К хвалёной скромности я получила в придачу неуверенность в себе, замкнутость и ощущение собственной неуклюжести. Именно поэтому я держалась за Алину, которая приняла меня со всем этим, и которая по-своему любила меня. А так можно любить только в детстве. А я нуждалась в ней. Со всеми её капризами я готова была принять её и при этом чувствовала себя как будто старше и серьёзнее.
Я помню последние зиму и лето перед школой. Эти полгода мы с мамой жили ещё с одним человеком. Его звали Роман, и в моём восприятии это был хороший человек. Он носил мои камни, возил нас к своим родным в Троицу, где был добрый дедушка, но об этом будет отдельный рассказ. А пока…
Мама тогда снимала квартиру, так что на этот период у меня даже была своя комната, потом долгие годы так желанная. Это было время, когда я собирала во дворе камешки, играла в какие-то свои детские игры, и вместе с тем появлялось кое-что новое. Бабушка учила меня читать. Теперь удивительно осознавать, что когда-то любые две знакомые буквы никак не соглашались превращаться в целые слоги, но трудом бабушки эта система постепенно проникала в мой мозг.
Дважды мы ездили к родным Романа, и оба раза для меня это были волшебные путешествия. Зимой, в Новый год, он переоделся Дедом Морозом, чтобы сделать мне сказку. Наверное, я больше удивилась, чем обрадовалась такому вниманию. А потом было морозное зимнее утро. Рыжий кот согласился проводить меня в комнату дедушки, где я увидела старый телевизор с кнопками по всему корпусу. В следующий раз было лето и прогулка в магазин, которая обратилась путешествием в лесную сказку.
Тогда же было первое в моей жизни фортепиано. Точнее, пианино, это слово больше подходит к той эпохе. Были целые вечера, когда я могла делать с инструментом всё, что хотела, и не бояться, что музыкальной грамоты я не знаю. Это было первое и, наверное, самое важное музыкальное погружение. Тогда я поняла, что хочу играть на этом инструменте больше всего на свете. Тем не менее, до осуществления этой мечты мне предстояло пережить ещё несколько поворотов судьбы. В нашу маленькую квартирку такой гигант просто не поместился бы, а обучение игре виделось моим родным довольно сомнительной инвестицией, и я пошла по другому пути: на следующий год меня отдали в класс ИЗО, изобразительного искусства.
