Я ещё не успела бросить в землю зерно,
Ему надо ещё и созреть, и взрасти.
Не успела я саженец в землю вкопать,
И дождаться плодов, чтобы их собирать.
Не свершила всех дел, что задумать успела,
Мало сделала в жизни, то чего так хотела,
Не спешу подытожить черту, чтоб уйти,
Просто, время пришло, глянуть, что позади.
Обязательно выпеку хлеб из зерна,
И из спелых плодов - выпью чашу вина,
И, как женщина - выполню долг свой сполна,
Не исполню всех дел - не моя в том вина.
Дай мне Господи сил, делать, что я хочу,
Чтобы польза была, в радость и доброту,
Чтобы слог мой ложился, и смысл принимал,
И чтоб те, кто читая, его понимал.
ЧУПОВСКАЯ - САЗОНОВА Т.Н.
Пришёл к выводу: когда прожил нелёгкую и довольно длинную жизнь, ты невольно начинаешь задумываться, а всё ли я сделал, чтобы можно было сказать себе:
-Я счастлив, я осуществил мечту, которой загорелся в начале своего жизненного пути?
Могу честно признаться, я счастлив…
Моя мечта о полётах, о небе, возникла, когда мне было одиннадцать лет.
Лето, каникулы, жара и, конечно, очень хочется на речку, купаться. Пока родители на работе, втихаря, решил сбегать на речку. До речки километров шесть. Денег, конечно же, нет. Нужно топать на своих двух. Когда очень устал, решил передохнуть в абрикосовой роще, на институтской горе. Лёжа на спине, наблюдаю за облачком на ярком, голубом небе. Вдруг, с удивлением, обратил внимание на стаю ласточек. Меня поразило, как они, на большой скорости, проносятся между деревьями и при этом умудряются не сталкиваться между собой и проноситься в миллиметрах от земли. Восхищён был красотой безупречных линий тела, крыльев, хвоста. И никакой суеты, просто наслаждение полётом. Я вскочил на ноги и быстро понёсся в сторону «Солнечного парка». Дело в том, что однажды, с учительницей, всем классом, мы ходили на утренник в Дом пионеров. И я запомнил табличку на одной двери – «Авиамодельный кружок».
Через полчаса, я уже беседовал с руководителем кружка, его звали Владимир Иванович. Он обстоятельно расспрашивал о нашей семье (оказывается он наш сосед), об учёбе в школе, а в конце нашего разговора спросил:
-А теперь объясни мне, почему ты вдруг решил, самостоятельно, без взрослых, придти к нам в кружок. Дело в том, что мы набираем учеников в сентябре, с началом учебного года. Я ему честно рассказал о ласточках. Он рассмеялся:
-Я авиамоделированием тоже из-за этого занялся, только мне тогда уже пятнадцать было. Приходи завтра на занятия. А вдруг и, правда, летать будешь.
С того дня я окунулся в мир авиации. Владимир Иванович открывал мне азы авиастроения, давал литературу для познания самой теории полёта. Я всё глубже погружался в мир авиации, сам рассчитывал и строил свой первый планер. Ох, сколько раз я его собирал и ломал, снова строил. Зато, какая это была радость, когда мой планер был запущен мной и продержался достойное время в воздухе. Всё-таки второе место на областных соревнованиях. Но самое счастливое событие, по крайней мере, для меня, нас решили наградить полётами на четырёхместном самолёте Як-12. Как я был счастлив! Вот с этого момента я окончательно решил вопрос о своей мечте.
Я выучился, стал пилотом Гражданской авиации. Был направлен на работу, на юг Казахстана, в г.Кзыл-Орда. Признаюсь честно, вначале был очень расстроен этим решением. После родной, зелёной, цветущей Украины, пески Кызыл-Кумской пустыни, казались ужасной ссылкой для безвинно осуждённого молодого парня. Но постепенно, набираясь опыта, лётного мастерства, я понял всю прелесть лётной работы, именно здесь, а не в рутинной работе на пассажирских линиях и даже на больших самолётах.
Чтобы меня поняли, расскажу только об одном дне моей, непростой, работы в Кызыл-Кумах.
Я, в то время, уже был командиром экипажа. Прошёл обучения в г.Алма-Ата и г.Ташкент. Получил допуски к выброске парашютистов-десантников и вымпелов в горной местности, подбора площадок для посадки с воздуха.
В тот день, мой экипаж дежурил по санзаданию. После прохождения медосмотра, осмотра и контроля готовности самолёта, мы находились в штурманской комнате в ожидании звонка от санавиации. Особенностью таких заданий есть неопределённость. Можно просидеть целый день и не дождаться вызова, но в тот день вызов был уже после обеда. Когда приехала скорая помощь с медсестрой, она сообщила, что нужно забрать из дальнего аула роженицу с новорожденным сыном. Молодой маме, сразу после родов, сообщили, что её муж ушёл к другой женщине. Это так потрясло её, что она третьи сутки не ест, не пьёт, молчит, отказывается кормить ребёнка. Пока второй пилот прокладывал маршрут на карте, производил расчёт полёта, я прошёл консультацию у синоптиков. Погода отличная, ветер попутный.
После взлёта, взял курс прямо на аул, где находилась больная. Занял высоту 300 метров. Особенностью полётов в этом районе было то, что севернее железной дороги Москва – Алма-Ата, находился космодром «Байконур», и самолётам нашего авиаотряда разрешено было летать на расстоянии 50 – 70 километров от космодрома и при этом не выше трёхсот метров. На таком расстоянии, при хорошей видимости, можно было видеть ракеты. Вот и в этот день мы видели огромную ракету на пусковом столе.
До аула триста двадцать километров, это около двух часов полёта. Когда подлетели, то увидел, что рельеф местности очень сложный. Кругом заросли кустов, заросшие барханы (мы их называем «кочкарниками»). После нескольких кругов над аулом, принимаю, довольно рискованное, решение. Со степи, в аул, подходит грунтовая, узкая (метра три – четыре шириной) дорога, прямо к одноэтажному, барачного вида, зданию фельдшерского пункта. На нём закреплён белый флаг с красным крестом, по нему определяю направление ветра для посадки и взлёта. Принимаю решение о посадке на эту дорогу. Доложил диспетчеру время посадки. При посадке, колёса шасси, в полуметре от крыши здания. Зато сразу касание с землёй и резкое торможение, всё-таки дорога извилистая. Когда подрулили к зданию, два казаха, силком, притащили молодую, симпатичную маму. Она, молча, пытается вырваться из цепких рук. Пришлось нашей медсестре сделать успокаивающий укол. Больная обмякла, и её занесли в самолёт, надёжно привязали к сидению. Вся эта угнетающая процедура меня потрясла. Вслед за этим, местная медсестра принесла малыша и тоже села с ним в самолёт.
После взлёта, взял курс на Кзыл-Орду, доложил расчётное время прибытия и состояние больной на борту. После двадцати минут полёта, меня вызвал на связь диспетчер и сообщил, что в тридцати километрах, южнее нас, находится больной, в коматозном состоянии. Травма черепа, позвоночника, переломы рук и ног. Санавиация запрашивает: - смогу ли я произвести посадку и забрать этого больного, учитывая состояние больной на борту. Подозвал медсестру, она не возражала против посадки. Доложил о решении об эвакуации больного. Через пять минут уже подбирал площадку для посадки. Такой же неудобный рельеф местности. На этот раз пришлось садиться километров за семь от посёлка. Пока ждали больного, открыли большую, грузовую, дверь и приготовили крепления для носилок. Вскоре подвели двух коней, между которыми были привязаны носилки, а на них лежало, забинтованное с ног до головы, тело молодого парня. Как рассказал фельдшер, он гнал отару на водопой, сидя на верблюде, который вдруг испугался и понёс его галопом, а на развалинах старого дома резко стал, и скинул парня. Быстро погрузили носилки и вылетели домой. Когда пролетали траверз Байконура (до Кзыл-Орды оставалось минут сорок полёта), диспетчер начал вызывать нас на связь. Он сообщил, что получен сигнал «Полюс».
Это было неожиданно... За всё время моей лётной практики, я не помню, чтобы звучал этот сигнал. Дело в том, что по этому сигналу, все самолёты, находящиеся в воздухе, обязаны немедленно произвести посадку и находиться на земле до особого распоряжения. Шокированный этим, я попросил диспетчеров связаться с командованием космодрома или выйти напрямую на связь с Москвой и объяснить ситуацию, в которой оказался мой самолёт. Минут через пять или семь, диспетчер дал указание:
-Взять курс строго на юг (это значит хвостом к космодрому), и, сохраняя высоту, продолжать полёт до новых распоряжений.
Нет, ну надо же было такому случиться. Я сильно переживал за покалеченного парня. Правда, фельдшер всё время успокаивал:
-Пульс и давление без изменений, капельница на месте.
Моему второму пилоту досталось сегодня. Всё время нужно было прокладывать маршрут, делать расчёты.
Минут через сорок полёта, посчитал, сколько нужно будет времени до прибытия в Кзыл-Орду. Новая проблема, посадка возможна только после захода солнца. Это уже ЧП. У меня нет допуска к ночным полётам. Нет, опыт есть, вторым пилотом меня часто брали командиры, которые проходили тренировки в ночных условиях. Но сам я, как командир, допуска не имел. К тому же, для ночных полётов, и самолёт должен пройти подготовку и проверку.
Только вызвал на связь диспетчера, он сразу попросил дать, ориентировочно, время посадки в Кзыл-Орде (на земле тоже внимательно следили за нашим полётом). Я доложил, что посадка будет после захода солнца, и необходимо запросить разрешение у Москвы, в министерстве Гражданской авиации.
Минут через пять получил разрешение:
-Взять курс на Кзыл-Орду и каждые десять минут докладывать о состоянии больных на борту.
И только минут через двадцать пришёл запрос из Москвы:
-Сможет ли командир обеспечить безопасную посадку самолёта в ночное время, не имея допуска?
Я, конечно, кнопку радиосвязи не нажимал, но вслух, в самолёте, столько матерных слов прозвучало, что второй мой хохотал до слёз. Успокоился, вызвал диспетчера, и попросил передать, что я из этого самолёта удирать не собираюсь, мне моя жизнь тоже дорога, поэтому я готов благополучно зарулить на стоянку.
При подлёте к аэродрому, конечно, чувствовалось напряжение, но зато какая красота. Включили всё, что только могли, аэродром – как новогодняя ёлка, даже светомаяк, который вообще никогда не включался. Садился, как днём, постарался так притереть колёса к бетонке, чтобы посадку не почувствовали. На перроне – столпотворение, почему-то аж пять скорых (про запас, наверное) и всё командование.
Когда разгрузили больных и скорые с рёвом унеслись, вышел из самолёта и я. Первым ко мне подошёл командир отряда и с серьёзным выражением на лице, сказал:
-Ну что, нарушитель, давай-ка пилотское удостоверение.
Пилоты меня поймут, всякий раз, когда звучит такая фраза, душа, обрывается ниже колен, а в животе начинаются судороги. Но делать нечего, достал пилотское, отдаю, а руки трясутся. Он взял, заулыбался и говорит:
-Спасибо, ты спас три жизни, ну и, свою, тоже. Завтра ко мне в кабинет.
Потом пожал мне руку и ушёл.
Вот так я, вне плана и тренировок, получил допуск к ночным полётам и вне очереди стал инструктором, обучал молодых вторых пилотов при подготовке их на командирскую должность.
Ну и вкратце, о судьбе спасённых больных: - после интенсивного лечения, при помощи психиатров, молодая мама поправилась, начала кормить своего сыночка, а молодой парень перенёс пять или шесть операций, правда, из-за повреждения позвоночника, был на инвалидной коляске. Мне же и пришлось его доставлять в родной посёлок.
Вот поэтому я счастлив, что достиг своей мечты и посвятил свою жизнь небу!
