"Не рыдай так безумно над ним,
Хорошо умереть молодым.
Беспощадная пошлость ни тени
Наложить не успела на нем..."
Н.А. Некрасов
Мама сохранила письма моего брата Валерьяна, Вали, писанные ей в лагерь с 1938 по 1940 г. из Шуи, в 1940-1941 гг. из Ленинграда. Они расскажут о Вале лучше, чем это сделала бы я, попытавшись собрать крохи воспоминаний о нем. К тому же это и письма о детском доме. В конце многих стоит лагерный штамп со словом ГУЛАГ. Есть строчки, вымаранные лагерной цензурой.
Меня мучает мысль (впрочем, чем дальше в старость, тем реже и меньше), что Валю не помнит никто. Помнят человек десять, не вспоминает никто. Когда же я думаю о своем отношении к безвестной гибели моего брата Валерьяна Осинского, мне кажется, что все теперь уже шестьдесят с лишним лет я безумно рыдаю над ним. Отчасти потому, что ни время, ни место, ни обстоятельства его гибели неизвестны, и это еще лет пятнадцать назад питало мучительную надежду - бесплодную, конечно, - на то, что он все-таки жив. Теперь эта надежда угасла. А то все думала - вдруг он среди тех, кто десятки лет влачит безнадежное существование инвалида без рук, без ног, вдруг живет где-то за границей и забыл нас.
Умом тут не поможешь, хотя и понимаю и понимала, что давно уже нигде на свете не живет этот юноша в дешевом залоснившемся коричневом костюме и сатиновой серой рубашке с обтрепанными манжетами - таким я помню его в наше последнее свидание зимой 1940/41 гг. Вот и фотография тех дней передо мной. Строго смотрит этот юноша, и только по-детски оттопыренные губы и мягкий, не резко очерченный овал лица говорят о добродушии и чистоте - потому, быть может, говорят, что я знаю: он таким был. На детских фотографиях - ангельского вида мальчик, даже на той первой карточке, где он лежит, вытаращив большие светлые глазки, затянутый в ослепительно белый пикейный конверт с кружевами, на руках у красивой, молодой, улыбающейся берлинской няни в форме сестры милосердия. Милое, простодушное, обаятельное выражение у маленького Вали на всех его детских фотографиях. Валя стоит как живой в моих самых первых детских воспоминаниях - мальчик лет шести, босой, в белой рубашке навыпуск с узеньким ремешком.
Родители обожали его, особенно отец, не скрывавший особого предпочтения к нему - младшему своему сыну, никогда не жалел времени, проведенного с ним, много с ним занимался, брал его с собой в поездки по стране. Очень любили Валю и все наши родственники, и он любил их всех - бабушку, теток. В детстве мы ужасно ссорились, и не раз он кидался на меня с кулаками, плача от обиды. Я дразнила его - за рассеянность, за заикание. Бедный Валя! Он заикался после перенесенной в детстве скарлатины, и никто не мог его вылечить. Почему-то его мучительные попытки - он нагибал голову, брызгал слюной, делал отчаянные жесты рукой - вызывали у меня раздражение, даже тогда, когда мы были дружны и детские ссоры отошли в прошлое.
Свободное копирование
