…Был канун старого Нового года. Праздник, традиционно и широко отмечаемый в Москве. А Джон пригласил нас на «Бразильский обед». В одиннадцать вечера все гости стали посматривать на часы и разбегаться. Я уходил последним и почувствовал какое-то неудобство перед гостеприимными хозяевами. Я объяснил Джону и Пегги, почему сегодня все так торопятся, и предложил: «Ребята, едем со мной встречать старый Новый год к Жоре Владимову. Владимов — мой старый друг, писатель, я за него отвечаю. Но, Джон, учти, что за народ у него будет — я понятия не имею. Держи с ними дистанцию. О'кей?» — «О'кей», — с радостью согласился Джон и положил в пакет бутылки. Наше появление у Владимовых вызвало бурю восторга. А возвращались мы по ночной Москве, когда никакой городской транспорт уже не ходил, такси вообще не было, и по середине Кутузовского проспекта двигались толпы подвыпившей публики, которая кидалась прямо под машину Джона, требуя, чтоб он их подвез.
Джон жил не в самом посольстве, а в дипломатическом гетто на Кутузовском проспекте. После той новогодней ночи прошло недели три, я получил от Джона очередное приглашение через Иностранную комиссию и предъявил это приглашение дежурному милиционеру.
— А чего это вы к шпионам ходите? — вдруг строго спросил меня постовой.
Я знал, как ему надо отвечать, и он, смягчив тон, начал оправдываться:
— Да вот, перед вами была парочка. Я им задал тот же вопрос, так они припустились наутек, я чуть не лопнул со смеху.
Поднимаюсь к Лодейзену на лифте и размышляю: кто же из нашей компании мог так испугаться милиционера? Ну пусть не милиционера, а переодетого офицера ГБ.
Но когда я вошел в квартиру Джона, у меня потемнело в глазах: все гости, которых мы видели на празднике у Владимова (за исключением одной пары), почтили Лодейзена своим присутствием. В тот вечер я ничего не сказал Джону, в конце концов он хозяин, его дело, но когда мы виделись с Джоном, как нам казалось, в последний раз, я не утерпел и прочел ему нотацию на тему — какого хрена ты лез на рожон?
…Все шло к отъезду Джона. Джон повторял, что вопрос решен, его переводят сначала в Вашингтон, а куда потом — неизвестно. Пока что я получаю очередное приглашение к Лодейзену, и тут мне звонит домой тов. из ГБ и говорит: «Я тебя прошу, не ходи на прием». Бурная сцена выяснения отношений по телефону. Он меня убедил, сказав, что никогда ничего у меня не просил, а сейчас ему это лично надо. «Ну что тебе стоит пропустить всего один прием?» Я подумал, что, наверно, у человека неприятности по службе, от него требуют конкретных результатов, а результатов нет, и он просит ему помочь, и он вел себя по отношению ко мне всегда корректно, и т. д. и т. п. — масса разумных доводов. Короче, на прием я не пошел, но почему-то кошки скребли на душе. И вздохнул с облегчением, когда получил очередное приглашение, — значит, Джон не обиделся. Правда, приглашение было странным; приглашал к себе советник французского посольства по случаю отъезда второго секретаря американского посольства Джона Лодейзена… Утром, в день приема, вынимаю из почтового ящика «Известия» и читаю большой фельетон про похождения матерого американского шпиона Джона Лодейзена, от которого даже его знакомые отвернулись, перестали с ним общаться, а теперь его высылают из СССР. То, что у них не стыкуется — высылают из Москвы дипломата, которого сами американцы уже отозвали, — это меня не волнует. Волнует другое: тов. из ГБ меня все-таки употребил! Еду в ЦДЛ, усаживаю за столик своих ребят из Иностранной комиссии. Обсуждаю ситуацию. Ситуация скверная. Одно дело — идти на прием к неугодному ГБ дипломату, другое — на прием в честь человека, которого официально объявили шпионом. Я сижу и талдычу: «Пойду на прием обязательно, для меня это дело чести. Но как мне отмахнуться от фельетона?» После долгого раздумья Юра Румянцев меня спрашивает: «Ты читаешь все советские газеты?» — «Нет, конечно, не все». — «Так вот, ты не читал сегодняшних „Известий“, понимаешь?»
Бывают же на свете умные люди!
Словом, поехал я на прием (кроме меня, никто из советских не пришел, и грех мне кого-либо осуждать), пообщался с Джоном, попрощался, и обратно нас с ним по домам отвезли на французской дипмашине.