В старших классах, несколько овладев аппаратом дифференциально-интегрального исчисления, подключился к изысканиям отца в области биофизики. И тогда же занялся физикой твердого тела. Интересная формула получилась для зависимости теплоемкостей твердых тел от температуры. Не в обиду Планку, Эйнштейну и Дебаю будет сказано . Участвуя в школьных олимпиадах по физике, математике, биологии, я часто игнорировал домашние задания по этим же предметам. Сохранился дневник пятого класса. Не дневник, а поэма разгильдяйства.
Что давала школа? Вернее, не дала. Возьмем, к примеру, предметы общего развития. Мы, ученики, скучали на уроках музыки. Пение хором любви к ней не прививало. Случился лишь один яркий эпизод. Весной кто-то запустил майского жука в домру, опрометчиво оставленную учителем на столе. Начался урок. Игра преподавателя заинтересовала жука, и он стал жужжать свою мелодию. Остановится учитель, остановится и жук. Начинает один, начинает и другой. Пока бедный учитель не догадался и не вытряхнул из домры меломана .
Рисование. С самого раннего детства моими любимыми игрушками были животные. Я до сих пор, в Новый год особенно, любуюсь старыми елочными украшениями — простенькими картонными рыбками, попугаями, белками... Иногда удается пополнить коллекцию. Любители встречать Новый год в лесу оставляют на елочках ненужные, как им кажется, игрушки. Я пренебрегаю потертыми шарами, выцветшими бусами, мишурой. Но когда, совершая с собакой лесной обход, вижу картонную игрушку, радостно бьется сердце.
Детям всегда не хватает игрушек. И я принимался лепить из пластилина зверей, вводя их в компанию зверей «настоящих», из магазина. Потом полюбился сам процесс лепки. Помню, меня даже возили в ммастерскую скульптора. Затем взялся за рисование животных. И заодно деревьев, заборов, домов. Уже будучи постарше, ездил в зоопарк с альбомом. Но рисовать так и не научился. Школьные уроки были совершенно бесполезны.
Думается, для всех ребят. Поставят на стол кувшин — рисуй. Ну и рисуешь, что видишь, старательно выводя линии. Технику рисования не объясняли. Тем более не учили разбираться в живописи, пробовать смотреть на мир глазами художника. Помню лишь одно исключение. Наша учительница рисования заболела и ее ненадолго заменила другая. Стандартное задание на уроке: нарисовать вазу. Смотрю, стоит на столе ваза. Вот ее контуры, их и выводишь. Подошедшая учительница, глядя на мои старания, сказала: «Ты неправильно делаешь. Изображай не саму вазу, а окружающий ее фон, светотени. Тогда ваза сама получится». И быстрыми штрихами все показала. Прекрасный совет! Полезный не только для рисования. Гораций как-то заметил - «поэзия как живопись». Недавно я с завистью смотрел на детишек в мюнхенской «Новой пинакотеке». Расположившись прямо на полу, в окружении прекрасных картин, они что-то весело рисовали на бумаге. Внимательные учители им подсказывали, объясняли, подбирали цвета карандашей. Если бы нас так учили!
Не стану останавливаться на других школьных предметах. Их преподавание тоже оставляло желать лучшего. Я воспринимал школу как элемент системы принуждения. Сначала эмоционально. Потом, постарше, осознанно. И догадался наконец (нетрудно было!), что школа есть опора советской власти, общей несправедливости. Возможно, вкладывая в такое понимание излишний юношеский радикализм.
Читаешь дореволюционные мемуары. От автора к автору неизменно сталкиваешься с одним и тем же: недовольством в связи с изучением древних языков. Недовольством не самими языками, а методом их преподавания. Революция в России многим обязана греческой и латинской грамматике.
Свободное копирование
