Я, конечно, уже тогда понимала, что революция -- в Кронштадте, а контр-революция -- в Смольном, а не наоборот. Самое понятие -- застывшей в победе революции -- также нелепо, как понятие -- остановившегося движения: -- раз остановилось -- значит, уж не революция! Ведь революция по самому понятию своему есть "движение, направленное к ниспровержению существующего строя".
Какой бы то ни было существующий строй, даже самый прогрессивный -- никак не может быть революционным, ибо он стремится сохраниться, а не низложиться... В силу этого же самого, всякая партия, поддерживающая победивший в данной стране порядок, -- в том числе и В.К.П. в России -- является уже не революционной, а консервативной. И так коммунизм в настоящее время революционен во всем мире, кроме СССР, и только в нашем союзе он вполне консервативен, а между тем, даже самый черносотенный заговор у нас в Советской России несомненно революционен, ибо стремится к низвержению существующего строя... Это было бы так, даже если бы Советская Власть была бы действительно социалистической, а мятеж против нее был бы, ну хотя бы монархическим; но на самом деле, как мы знаем, Кронштадтский мятеж был не только революционен по отношению к Соввласти, но и по идеологии был значительно левее, последовательнее и честнее ее. Потому-то Соввласть так испугалась его и кроваво его усмирила!.. Тем самым советская власть стала уже не только консервативной, но еще к тому же контрреволюционной.
И так ни одно государство в мире не может быть революционным, по самому понятию своему. А между тем всякая революция всегда права, ибо она всегда стремится восстановить попранную справедливость, которая, впрочем, никогда не восстановится, -- просто палку на неопределенный срок перегнут другим концом, и это уже хорошо: -- битый отдохнет, бьющий почувствует на себе удары, а там -- опять перегнется, и т. д. Мир диалектичен, отрицающее и утверждающее начало -- 2 части одной логической системы; точно так же революция и государство -- 2 половины одной системы бытия. Обе правы, обе неизбежны, обе необходимы. И всегда будут существовать люди государства: -- жандармы, гепеушники, полицейские, прокуроры, наркомы и т<ому> под<обные>. Они по самой профессии своей не могут стать людьми революции (они могут стать ими, лишь переменив профессию). Их всегда будет поддерживать тот или другой класс...
Но кто же люди революции? -- ясно, -- лишь тот класс, который никогда не может встать у власти. Таким классом является лишь лумпен-пролетариат, действительно, участвующий во всех революциях и мятежах и сразу остающийся не у дел, как только поддерживаемое им движение побеждает... Преступный мир составляет основные кадры людей революции. Добавочные к ним -- вечно "бузящая", озорующая -- литературно-художественно-артистическая "богема" и еще профессионалы революции: -- подпольщики-террористы и подпольщики-экспроприаторы, а также вообще наиболее непримиримые группы подполья: -- анархисты и максималисты... Точно так же, как государство всегда поддерживается тем или другим классом, -- и революция в ту или иную эпоху поддерживается тем или иным классом. Но класс может из революционного стать государственным (например, французская буржуазия) и наоборот, -- основной же класс революции (ворье... шпана) стать государственным не может, точно так же как не может основной класс государства (чиновники, военные) стать революционным, а может лишь перейти от службы одному режиму на службу другому режиму. (Здесь я под "военными" подразумеваю спецов, комсостав, а не временно призванных солдат.)
Итак, резюмируя все: -- государство и революция две чашки весов, постоянно стремящиеся перетянуть друг друга и в то же время совершенно бессмысленные одна без другой...
