Несмотря на то, что в школе не учился, свободного времени у меня было мало. Помогал деду на конюшне: убирал за лошадьми, чистил их, кормил, водил на водопой к пруду. Самой большой наградой за мой труд (уже летом) было разрешение купать вороного скакуна. Верхом на нём я ехал к пруду, мыл его щёткой. Он плавал, а я, совсем ещё не умея плавать, бултыхался в воде, держась за его гриву. И ничего не боялся рядом с этим замечательным животным!
Дома у меня тоже были обязанности. Основная – толочь в ступе просо и ячмень. Очень, скажу вам, тяжелая и муторошная работа. Но деваться некуда: бабушка строго следила за качеством продукта, и халтура не проходила. Просо должно превратиться в пшено, а ячмень в крупу. За этот продолжительный, нелёгкий труд мне иногда разрешалось после того, как все лягут спать, немного почитать при свете 7-ми линейной (то есть самой маленькой) керосиновой лампы. Это был праздник!
А ещё празник - чаепитие с дедушкой. Чай не настоящий, „кирпичный”. Так он назывался потому, что имел вид плитки, брикета, похожего на кирпич. А к вкусу настоящего чая имел очень отдалённое отношение. Наверное, это была смесь каких-то трав с добавками. Брикет был не очень твёрдый, от него можно было даже откусывать кусочки. Такой чай дед доставал в сёлах, у калмыков в обмен на какие-нибудь вещи. Тогда вообще основной формой торговли была не покупка чего-то за деньги, а натуральный обмен одних вещей на другие. Главной ценностью были продукты питания, их беженцы выменивали у местного населения на вещи, взятые с собою в эвакуацию. Однажды зимой дед поехал к калмыкам „на менку”. Возвращаясь, попал в страшную метель, в пургу и заблудился. Потерял уже всякую надежду найти дорогу, просто лёг на дно саней, укрылся, чем было, и ожидал своей участи. Но лошади - умницы, не остановились, сами привезли его к какому-то жилью! Они спасли деду жизнь – он уже стал замерзать. Люди, к которым привели лошади, оттёрли его снегом, отпоили самогоном.
... Так вот, вечерами, когда дед возвращался с работы, с мороза, после еды он брал большой , очень крепкий кусок сахара (он мог быть единственным в доме!) Этот сахар никак не похож на привычный нам рафинированный сахар, в виде маленьких , аккуратных кусочков. Грудка такого кускового сахара была бесформенной и очень крепкой. Ручкой большого ножа дед ловко отбивал от неё небольшой кусок, а потом, лезвием ножа разбивал его на совсем маленькие кусочки - себе и мне. Такой сахар долго не таял, находясь во рту. И мы, экономя, откусывали от него по чуть-чуть. Это называлось пить чай „ в приглядку”. Пили его медленно, долго, по-многу стаканов , наслаждаясь вкусом и самим процессом вечернего чаепития. Моему молчаливому деду я рассказывал о прочитанном, о том, как прошел день. Он тоже, хоть и скупо, что-нибудь рассказывал мне. В общем, мы с удовольствием общались, два единственных мужика в семье. Хозяйка пекла хлеб в русской печи. Только из ржаной муки. Другой не было. Этот хлеб был вкусным только горячим, сразу, когда его вынимали из печи. Полежав немного, он становился липким, как замазка, и несъедобным. Я долгое время даже не знал, что существует белая мука, тем более, что-то испечённое из неё. Вообще-то, тогда ещё мы не голодали, но ни мяса, ни сливочного масла, ни яиц не видели.
Зима 1941-1942 г.г. была очень снежная и морозная. Но мне холод был не страшен, только бы на „лыжи”, и на улицу!
После Нового года в армию забрали среднего сына хозяйки – Паню. Он работал трактористом, был высокого роста, с вечно румяными щеками. Очень добрый, он всегда нам помогал. Хозяева вообще были хоть и малоразговорчивыми, но добрыми людьми. С нами, совершенно чужими им, стеснившими их, они делились тем, что имели. Денег за квартиру не брали. По-моему, тогда никто плату за жильё не брал – беда была общая.
Об этом периоде – жизни на хуторе Стародубовка – в моей душе осталсь самая светлая память.
Свободное копирование
