...Топки гудят ровно, все четыре — одинаковыми голосами. Я уже не бегаю вокруг горна, а чинно прохаживаюсь и даже по сторонам поглядываю. Соседний горн тоже готовят к обжигу. Вход в него («забирку») заделывает кирпичом печник Асмолов по кличке — Табачный Царь. Я знаю его по производственной практике. В цеху его так прозвали потому, что когда-то, до революции, был знаменитый табачный фабрикант Асмолов. Печник Асмолов к тому буржую никакого отношения не имеет, даже не курит, но на кличку откликается без обиды. Когда-то он работал печником-строителем где-то в Псковской области. Об этой бывшей своей работе он вспоминает с уважением, — в ней есть свои тонкости. Надаром прежде печникам всегда платили за работу вперёд, — не то, что всем остальным. Если какому-нибудь скупердяю печь кладёшь, тут можно крепко подгадить. Можно, к примеру, незаметно вмуровать в кладку бутылочку с водой или, ещё лучше, с ртутью, — и туда иголок набросать. Тогда печь каждый раз после того, как протоплена, будет время от времени издавать загадочные , неожиданные звуки, — будто домовой в дом вселился. Знает Табачный Царь и ещё одну производственную тайну: когда перед кладкой печи размешиваешь глину, в неё надо чуть-чуть помочиться; благодаря этому печь будет прочной, ибо такая глина крепче схватит кирпичи.
Кроме основной специальности у Табачного Царя есть и другая. Он — лжец. Лжец с узкой специализацией. Он любит похваляться своей мужской силой и непобедимостью. Перед ним, по его словам, ни одна женщина устоять не может. При этом он такие интимные подробности выдаёт, что закачаешься. А на вид он невзрачен, да и в годах уже; работницы «Пролетария» никакого внимания на него не обращают. Что касается кочегаров и горновщиков, то ни один из них брехне его не верит, но слушают его охотно. Да ещё подначивают, чтобы он не скупился на всё новые нецензурные откровения. Иногда слушатели прерывают его хохотом, и тогда он злится-матерится, на лицо его свирепость наплывает. А вообще-то он человек не злой и во всём, кроме своих интимных вымыслов, — честный, надёжный. И доверчивый. Ему можно любую небылицу рассказать, и он поверит. Позже я пришёл к выводу, что лжецы — люди доверчивые.
...Мой горн горит нормально, как надо. Вот и смене конец. Сменяет меня Валя Крюков. На нём — сингапурская роба. Она из очень прочной материи, на манер нынешней джинсовой. Недаром говорят: «Сингапурская роба не сносится до гроба». Работать в ней Валентин, конечно, не собирается, он вешает её в шкафчик, надевает спецовку. Сингапурская роба — это шик-модерн, это — драгоценная редкость; их моряки из дальнего плавания привозят, за эту робу Валентин кучу денег отвалил. Переодевшись, он обходит горн, заглядывает в топки — и без всякого пафоса сообщает, что горн принят и что моя смена кончилась.