[...] На театре войны мерзко: бьют нас и на севере и на юге. Начинает одолевать тоска. Пока дела русских шли хорошо или сносно - не так еще было тяжело сидеть вне всякого дела. Но если России становится плохо - то страшно тяжко ничем ей не помогать. Между тем - я выброшен из всех возможностей служить ей, и это неисправимо, я не могу никуда сунуться, нет никакой щелки.[1]
