Вейцер больше всего на свете ценил и берег доверие партии. Когда он уезжал по делам за рубеж и оставлял мне ключи от несгораемого шкафа, между нами неизменно происходил один и тот же разговор.
— Я тебе все оставляю.
— А что у тебя есть?
Взгляд строгий и удивленный.
— Партийный билет и ордена. За границей у него был «белый лист» — все его расходы правительство признавало своими. Как дорого это было ему и как дешево обходился государству его «белый лист»!
Он для меня был идеалом большевика-ленинца. Однажды он обратился ко мне как к «знаменитому режиссеру», называя на «вы»:
— Скажите, что вам было труднее делать — праздник в Большом театре или елку на Манежной площади?
— Конечно, в Большом легче.
— Сколько вам заплатил Московский Совет за Большой театр?
— Меня премировали благодарностью, пятью тысячами и машиной «М-1».
— Значит, если Московский Совет дал вам пять тысяч, Наркомторг должен заплатить вам по крайней мере шесть?
— Наверное.
— А если вы — жена наркома?..
— Тогда, наверное, не заплатят ничего.
— А если я вас буду любить за это еще больше?
— Тогда мне будет как раз достаточно.
Как трудно найти слова, чтобы написать о том, кто был самым большим счастьем и самым страшным горем моей жизни.
Но о горьком не хочу говорить: есть раны, которые не заживают, а причинять боль себе и другим — зачем? Я его потеряла.
Но он навсегда со мной в сердце и памяти.