28.11. Лидер в своих речах через слово упоминает об ответственности, рабочем классе и потенциале. В связи со стремлением Эстонии обрести самостоятельность, сбросить с себя иго метрополии, он счел нужным толкнуть речь, где всячески отрицал самую возможность такого безответственного шага. Тут были и весь опыт истории Советского государства, и интересы пресловутого рабочего класса, и многое, многое другое из богатого демагогического арсенала.
А я, вспоминая прошлые годы, пытаюсь разобраться. Еще три года назад я мыслил вдолбленными стереотипами. И если что и критиковал, то все же в душе сомневался: как же тогда все-таки мы достигли вершин прогресса, как же мы все-таки стали передовым государством? И не партии ли заслуга? И сомневался во всем.
Сейчас, самое главное, я понял, да и не один я наверно. Мы – не есть передовое государство. Мы – не вершина прогресса. Мы – не первые. Мы – не главные в этом мире. Мы – такие же, как все, если не хуже. Да намного хуже! Мир ушел, ушел далеко вперед. У мира был выбор; у нас – не было.
Мы изо всех сил догоняем. Всеми методами. Насилием, обманом, верой в партию, в марксизм-ленинизм, верой в его интерпретаторов. Пытались было даже обогнать, да мир, увидев нашу голую жопу… ну, посмеялся.
Итак, партия, уничтожив внутри себя инакомыслие, стала не партией, а группой возомнивших о себе, запятнанных кровью, демагогически прикрывающихся именем Учителя преступников, возглавляющих стадо послушных взносоплательщиков. И повела, нет, погнала народ к какому-то, только ими правильно понимаемому светлому будущему.
И если рабочий класс верил этой камарилье, то только обманутый в своем невежестве.
И если кто из крестьянства верил, – то только бездельники, расхватавшие и пропившие то, что партия бесстыдно отобрала у настоящих, крепких хозяев земли.
И если кто из интеллигенции верил – то лишь те, кто понимал, что – не сдвинешь и надо приспосабливаться. Но вряд ли настоящий интеллигент, с его вселенской болью, верил. Кто хотел выжить – помалкивал.
Сейчас прикрываются Сталиным. Может, через двадцать лет, прикроемся Горбачевым, обвиним его во всех наших бедах?
Меня-то все эти вопросы так уж не волнуют. Наблюдаю и поддерживаю в себе мыслительный процесс, необходимый для биологической жизни. К слову, на мой взгляд, летчики потому долго и не живут на пенсии, что мыслить не умеют, и мозг, лишенный потребности думать, угасает. Нам же надо только соображать… да прыгать.
Итак, выросло уже несколько поколений партийных функционеров, с молоком матери впитавших в себя сознание того, что партия в нашей стране есть цемент всего, что это нервная система, имеющая чуткие окончания везде, что поэтому ей до всего есть дело, и даже, наоборот, без нее родимой ни одно маломальское дело не пойдет. И что это кормушка: партийный функционер, жрец, так сказать, партии, иерей, должен быть обеспечен так, чтобы все свои силы отдавать на благо.
Ну, на чье благо, ответ известен: спросите у любого на улице, он вам простым русским эпитетом объяснит. Себя, во всяком случае, и деток своих – не забывают, мимо рта не пронесут. И не в шинелях ходят. И не ходят, а их возят.
Иереи выработали особый взгляд на массы. Как на каловые. Массы должны быть беззаветно преданы и регулярно, два раза в год, строем, с песней, в ногу, эту преданность иереям демонстрировать, вязко протекая пред трибунами. Чтобы знал, говно, кому кланяться.
Чтобы попасть в касту, надо было хорошо пообломать рога в комсомоле, научиться там бюрократическим и демагогическим приемам и накрепко зарубить себе, что – либо в клане, либо в массах.
Каких сил, какого таланта интриги, каких связей, пробивных и иных способностей, нюха, терпения, унижений, дипломатии и множества других свойств надо набраться, какую гибкость членов надо выработать, чтобы забраться на вершину партийной власти и возвыситься над всеми иереями! И еще и по первости понравиться массам.
И все же, анализируя так называемые встречи с трудящимися, приходишь к выводу: какие это встречи – так, видимость демократии. Им некогда. Два-три общих слова, уловили тенденцию, и поехали себе дальше.
Страшно далеки они от народа, дети райкомов, вскормленные молоком марксизма-ленинизма. Все равно им мир виден не снизу, изнутри, а сверху, с трибуны, через призму бюрократических напластований. Это, по сути, несчастные люди: человек себе не принадлежит, друзей не имеет, боится их; весь в деле, громадная ответственность… а ну-ка, если не войдешь в историю! Но – ВЛАСТЬ!
Полетел на днях со мной в Ташкент Левандовский. Ну, Левандовский так Левандовский. Одно из моих достоинств, из весьма немногих достоинств, состоит в том, что не боюсь авторитетов, проверяющих, и вообще, не шибко почитаю начальство. Ты покажи, а потом требуй.
Туда слетал я; он мешал. Но мешал в меру, на взлете и на посадке. Я показал товар лицом. Назад вез он; я не мешал и не помогал. Ну что: летать он умеет, все-таки опыт, налет 19 тысяч часов. Но на «Ту» я летаю лучше. На снижении мы ему хором подсказывали, но он все же пару раз пустил пузыря. Ну, сел прилично, хоть и с креном. Ладно, хоть летать может. Но на все наши расспросы о будущем нашего предприятия он ответил лишь упреками, что мы слишком нетерпеливы, нам бы только оклады повышать.
Короче, все то же. Все связаны старыми документами. Вот и вся перестройка. А мне полтора года летать осталось, не тешась иллюзиями, а думая лишь о том, чтобы исправно работать. Не отлично, а исправно. Мое мастерство никого не колышет.
Репин сказал: какой я был дурак, что раньше не ушел из этого ё… Аэрофлота. От себя добавлю: и кому были нужны его нюансы? Душе?
Свободное копирование
